Замок с видом на убийство - Юлия Владиславовна Евдокимова

Res divina sacrificium

Terricula pervigil

Pulchrum fons

Забив слова в переводчик он лайн с латыни девушка получила относительно бессмысленный набор фраз. Попробовала другой переводчик. Смысл более-менее стал понятен, надпись говорила о божественной жертве, земле на страже прекрасного источника. Может, так обозначили вход в тоннели? Она потолкала, понажимала камни позади фонтана, даже его чашу- ничего.

Тогда Саша бегом вернулась к первому, уже знакомому ей фонтану. Та же надпись шла кругом с другой стороны каменной чаши. Интересно, на это кто-то обращал внимание? И есть ли в городе другие фонтаны? Раз легенда говорит, что вход там, где-то такой фонтан должен быть! А где собираются все слухи и новости?

Она вернулась на центральную площадь и зашла в бар на углу.

Жара окрашивала здешние утра в медово-золотой цвет. Постепенно его сменял блеклый голубой, чтобы к вечеру снова вернулось золото, но уже с оранжево-красным оттенком. Южный прогретый воздух казался тяжелым, тягучим, им трудно было дышать и северные легкие пытались уловить хотя бы небольшое дуновение ветерка с гор. Не колыхался ни один листочек. Так бывает перед закатом в тот странный час, когда все умолкает и замирает в ожидании скорых сумерек. Но сегодня воздух казался еще плотнее и гуще, над далекими горами Монте Ферранте собирались тучи. Они несомненно принесут к ночи грозу, и снова выключится электричество в замке Баньоли.

Саша так рано уходила и так поздно возвращалась, что скоро ей укажут на дверь. Призраков разоблачила, но пора и честь знать – сегодня утром она вообще ускакала без завтрака. Наверное и маркиз Клаудио уже уехал в свою Перуджу, а она даже не попрощалась. И девушка пообещала себя провести следующие пару дней с Аделе и Матильдой, иначе некрасиво получается.

Бар Centrale – а как еще может называться бар на центральной площади! – последние сто пятьдесят лет был главным местом встреч для всех жителей Сан Донато. Конечно, они забегали на кофе в «locale» в своем квартале, или на аперитив в многочисленные ресторанчики, но рано или поздно дороги приводили их на центральную площадь.

Весь день в тени раскидистого платана сидели старички, как на работу ежедневно приходили они сюда, как приходили их отцы и деды. В неизменных кепках, выглаженных заштопанных рубашках. К вечеру, когда спадала жара, на площадь выходили их дети, которым самим было уже за семьдесят, надевали лучшие костюмы, медленно прохаживались вокруг, встречались со знакомыми и затеивали долгие разговоры.

Иногда казалось, что стаи птиц слетелись на небольшую площадь, так громко и непрерывно неслись со всех сторон традиционные Чао! Чао, чао! Чао! Иногда в этот птичий гомон вплетались не менее традиционные «tesoro», «amore», «carissima».

– Эй! Чемпион! как дела! – Гладила очередная рука кудри очередного пацаненка рядом с гордой мамой.

– А кто это у нас тут такой душечка, amore di mamma! – восклицали кумушки причмокивая и заглядывая в коляски.

И рано или поздно все забегали в бар, который уже сто пятьдесят лет, как открыл его нонно Беппо, чтобы поправить финансовые дела семьи, закрывался по понедельникам. И каждый понедельник жители городка изумленно пялились на закрытые двери, пожимали плечами, потом переводили взгляд на окошко над дверью, где Аннунциата, нынешняя владелица бара, поливала свои петуньи и бегонии.

Ворча, разочарованные сан-донатези, как зовутся жители города, идут в tabaccheria на соседнем углу, где синьор Миммо продает лотерейные и автобусные билеты, прочую всякую всячину, а заодно варит кофе. Ох, да не тот, совсем не тот, как в баре Centrale. Но куда деваться по понедельникам…

Изредка жители останавливаются и замечают игру света и тени, золотой оттенок оштукатуренных стен в лучах заходящего солнца, яркие всплески герани на окнах, но тут же идут по своим делам, забывают эту картину, и то понятно, это повседневность!

А утром детишки с рюкзаками за спиной, так похожие на маленьких черепашках, несущих свои домики, бегут через площадь в школу, детский смех переплетается со звоном колоколов к утренней мессе.

Саша присела за столик бара, где стены помнят герцогов Сан Донато в расцвете их могущества, и попросила кофе.

Аннунциата, пожилая кудрявая женщина в белоснежном фартуке, кивнула на стену в дальнем углу, когда Саша поинтересовалась, есть ли еще в городе фонтаны.

– Вон на стене старые гравюры, так все фонтаны и сейчас там.

Саша рассматривала пожелтевшие от времени картинки, снимала на телефон, а сзади старички, уже покинувшие пост на площади ради традиционной игры в карты, шептались, да так громко, наверняка из-за глухоты, что у нее уши краснели.

– Говорят новая пассия нашего герцога.

– А? Эта рагацца?

– А что, был бы я помоложе…

– Лет на семьдесят? Не, бледная какая-то. Вот та его черненькая- кровь с молоком. Красотка- глаз не отвести.

– Ну, сердцу-то не прикажешь, но эта блондиночка ничего! И мать его, наша герцогиня светленькая, зачем ему чернявая?

Когда уши раскалились окончательно, Аннунциата прикрикнула на старичков и те замолчали.

– А что ты ищешь?

– Фонтаны. А это замок?

– Конечно. Видишь, с разных ракурсов.

– Погодите, а вот это где?

– Это у замка, с другой стороны горы.

– Там есть фонтан?

– Нет, он разрушился при землетрясении и восстановили только фонтаны в городке. В замке есть свой фонтан, да вы это наверняка знаете, – Аннунциата выжидающе уставилась на Сашу. Но та не отрывала глаз от очередной старинной гравюры. На ней был изображен римский храм, у входа по бокам стояли две статуи. и Саша готова была поклясться, что одна из них теперь украшает парк замка Баньоли.

– Это храм Доброй Богини. Но он давно разрушен.

Саша кивнула, и убрала телефон, как раз в тот момент, когда в бар вошел Пиппо. Кузен герцога удивился, увидев Сашу, поздоровался, предложил выпить с ним бокал вина.

– Почему вы так не любите вашего кузена? – тихо спросила Саша, отпив глоток.

– Не люблю? Хороший вопрос. Ладно… все это все было моим. Пока Алекс не убил моего отца.

– Что???

– А ты не знаешь эту историю? После смерти герцога замком и землями управлял мой отец. Но твой прекрасный Алекс обвинил его в доведении хозяйства до банкротства и выгнал. И мой отец… он покончил с собой.

– А Фу… Алекс?

– А что Алекс? Бросил все дела и примчался спасать земли. И спас. Ценой жизни моего отца. Но! – Пиппо поднял палец вверх. – Однажды справедливость восторжествует, и все снова будет моим!

Он встал и вышел из бара, оставив недопитое вино. А Саша позвонила Челесте и