"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

трех случаях из пяти оставлялись предметы, наводящие на мысль о детской ассоциации — спица от коляски, часть игрушки лошадь-качалка и кукла. Возможно, это свидетельствует о том, что убийца таким способом выражает чувство недовольства, осуждая свои жертвы за то, что ни одна из убитых им женщин не имела детей, не являлась матерью, то есть не исполнила свой прямой женский долг. Хлыст и пистон — это вещи, которые несут в себе скрытое сексуальное послание. Заметьте, все это оставлено на трупе представителя власти, женщины-полицейского.

— Что может быть скрыто-сексуального в пистоне? — спросили с задних рядов.

— Вам знакомо грубое выражение «пистон вставить»? — Семенов снова повернулся к экрану. — Однако у нас имеются и вроде как нейтральные, не связанные друг с другом предметы — будильник, фрагмент бамбуковой ложки — рожка, клок ткани и плевательница. Будильник явно символизирует время… точнее, недостаток времени, это опять же предупреждение нам, полиции — торопитесь, времени у вас мало. Убийца провоцирует нас. Кстати, какое время было выставлено на будильнике?

— Когда тело продавщицы Елены Павловой обнаружили, часы ходили, там батарейка, — сообщил полковник Гущин, демонстрируя поразительную память в событиях двухлетней давности.

— Часы ходили? Странно, — Семенов впервые за всю свою речь казался обескураженным. — Мне казалась, там должно было быть выставлено определенное время… мы могли бы оттолкнуться от часа и…

— Я говорю вам, будильник работал, на батарейке. Тогда дождь шел, когда тело Павловой нашли на заднем дворе у стоянки торгового центра. Так дождь будильник не повредил, — возразил Гущин.

— Ну ладно… в сочетании с предупреждением о времени, которого у нас, полиции, мало, такой предмет как плевательница, — профайлер Семенов снова оживился, — дает очень интересный расклад. Это прямой вызов, который убийца бросает опять же нам. Я, мол, плюю на вас всех. Я буду и дальше делать то, что хочу. И как видите, продолжение серии последовало, и мы не можем не видеть теперь…

— Там на всех телах в ранах осколки были внедрены, глиняные черепки, — снова с места заявил полковник Гущин. — Это как можно толковать?

— Глиняные черепки, — профайлер Семенов снова как-то замялся. Видно, как раз эта деталь выпадала из схемы, которую он пытался создать. — Глиняные черепки… глина, это что-то земное… связанное с землей… этот аспект еще надо разрабатывать… думать, обсуждать…

— Ладно, понятно, что с глиной пока ничего не понятно, — из задних рядов послышался громкий голос эксперта Сивакова. — На телах Марины Терентьевой и Виктории Гриневой вырезаны ножом идентичные по своей форме знаки. И такая же татуировка была нами обнаружена на теле Родиона Шадрина. Что вы можете сказать нам про знаки?

Семенов вывел на экран снимок… Затем рядом — второй.

Катя на секунду закрыла глаза. Их мертвые лица… лейтенант Терентьева… Виктория Гринева… У каждой длинный продольный порез на лбу в форме линии с обломанными загнутыми концами. Даже при беглом взгляде на снимки видно абсолютное тождество. Сделано одной рукой — тогда, два года назад, и сейчас.

— По порезам я могу сказать только, что это похоже на какой-то готический символ, готический… типа германской или скандинавской руны, — сказал Семенов. — Вам надо обратиться к специалисту по готике. То же самое касается и татуировки Родиона Шадрина.

Глава 23

Новые вопросы

Когда профайлер Семенов закончил, его сразу обступили сотрудники полиции и начали буквально засыпать вопросами. Полковник Гущин стоял в проходе и разговаривал с экспертом Сиваковым. Катя подошла к ним.

— Готический символ, подобие руны, — донеслось до Кати. — Федя, как там эта музыкальная банда называлась, где Родион Шадрин играл?

— «Туле», — ответил Сивакову Гущин. — Не путай с нашей оружейной Тулой, это…

— Вот об этом я тебя и спрашиваю как раз, — Сиваков кивнул. — У немцев, у фашистов, что-то было с этим тайным обществом «Туле» с мистикой связано.

— Федор Матвеевич, о «Туле» говорила нам Мальвина Масляненко, помните? — спросила Катя.

— Когда? — Гущин глянул на Катю. — Как тебе наш лекторий?

— Очень интересно, хотя пока все очень запутано. Профайлер пытался объяснить, а получилось, что запуталось все еще больше, — ответила Катя. — А про «Туле» упоминала Мальвина, когда читала нам стихи Михаила Кузмина — поэму «Форель разбивает лед». Зеленый край за паром голубым, Исландия, Гренландия и «Туле»… В поэме имеется в виду не тайное общество, а остров блаженных на Крайнем Севере — это по скандинавской мифологии и у греков. Так вот я подумала, может, есть какая-то связь между всем этим? Я могла бы съездить к этой рок-группе «Туле» под видом журналиста и поговорить с ними. А что они показывали на допросах?

— Мы их не допрашивали, — сказал Гущин.

— То есть как?

— А что ты хочешь, сразу было ясно, что Шадрин психически больной, стали проводить экспертизы, допросили родственников, собрали улики — улик-то там хоть отбавляй. Посчитали остальные допросы-беседы тратой времени — мартышкин труд. Для суда и принудительного лечения этого вообще не требовалось. Я этих типов не допрашивал. Группой «Туле» прокуратура тогда заинтересовалась как раз из-за их названия и текстов песен. Шили им там что-то по поводу экстремизма, но так и не сумели пришить. Обрезали им все доступы к сцене, к клубам, к молодежи — и только.

— Теперь придется допрашивать, — констатировал эксперт Сиваков.

— Я могу сначала к ним съездить под видом журналиста, посмотреть что они собой представляют, — повторила Катя настойчиво. Ей хотелось участвовать в расследовании!

— Прокуратура их тогда обработать не сумела. — Гущин поискал кого-то среди сотрудников в зале, которые не торопились уходить, а разговаривали с профайлером Семеновым. — Андрей Михайлович, можно вас на минуту?

К ним подошел помощник прокурора Илларионов, знакомый Кате по прошлым делам.

— Помните, два года назад в связи с делом Родиона Шадрина прокуратура делом группы «Туле» занималась? Музыкантов-рокеров? — спросил Гущин.

— Помню отлично, рокеры они только для вида, для популярности, молодежь привлекать. Сейчас они уже не выступают, — ответил помощник прокурора. — С таким названием выступать перед молодежью неприемлемо. Мы их деятельность проверяли, тексты песен. Мне особенно одна песня не понравилась: «Рейнские романтики» — вроде как рэп, а вроде как и новый «Хорст Вессель». Музыку и тексты писал у них некто Дмитрий Момзен, мы его вызывали на допрос. Но фактически группа содержалась на деньги Олега Шашкина, он молодой наследник большого бизнеса, превращает деньги таким образом в дым. Остальных — тех, кто фактически музыку исполнял — гитаристов, аранжировщика и этого Шадрина-ударника они нанимали, потому что сам Момзен играть на музыкальных инструментах не умеет. Он только пел тогда, если можно пением назвать весь этот ор под хард-рок и сумасшедший ритм.

— Похоже,