Место преступления - Фридрих Незнанский

Сдавал Илюхин своего шефа бывшего, будучи наверняка уверенным, что с тем ничего не сделается, а сам, тем временем, видел Филипп, постепенно успокаивался, взгляд ростовщика понемногу избавлялся от страха. Вероятно, тот рассчитывал уже, что ему удастся выйти из дрянной ситуации с малыми потерями. В конце концов, откупится небольшой суммой. Даже и много можно потерять, лишь бы не лишиться главного… Ну а там, потом… И он старательно пытался запомнить хоть какие-то приметы этого странного налетчика, который все навязчивым шепотом выспрашивал чего-то вместо того, чтобы немедленно требовать денег, и непременно больших. Но при этом Плюхин старался ничем не выдать себя, даже веки приспускал, чтобы сидящий на нем «серый всадник» не прочитал невзначай в глазах поверженного лютую ненависть.

Оружия у нападавшего, успел отметить бывший опер Плюхин, при себе вроде бы не было. Разве что в сумке? Но пока ее расстегнешь, пока достанешь… много можно успеть. Поза вот₍неудобная, будто голый лежишь… И кулак еще перед носом… К тому же все-таки сильно «поскуливала» печень у Игнатия Савельевича, правда, и не так, чтобы уж совсем потерял он всякое соображение. А вот на его охи и болезненные гримасы не мог не обратить внимания дерзкий налетчик. И главное, заметил ростовщик, не понимал тот, что это все у Плюхина — удобная маскировка. Надо только улучить момент…

Но кулак время от времени появлялся перед носом, и Плюхин старательно оттягивал миг своего близкого уже и несомненного торжества. Но не дождался. Вспомнил о связанных за спиной руках, на которых все больнее ощущал саднящее жжение тугих веревок. И сообразил наконец, что дергаться нельзя. А одними ногами не отобьешься… Значит, терпеть придется. Вот запомнить бы мерзавца, грабителя… хотя и тут запоминать вроде нечего… Он еще и про каких-то обиженных Плюхиным соседей вспомнил! Ну надо же, Робин Гуд какой!..

А странный налетчик продолжал задавать вопросы, главным образом про то, о чем меньше всего хотел бы говорить ростовщик. Крохалев этого бандита в маске интересовал. И еще — «Мега», которая давно приказала долго жить. Но вобщем-то, понимал Плюхин, похоже, что не совсем дурак этот налетчик. Непонятно и как он очутился в доме, где все закрыто и самим же хозяином сто раз проверено. И — тем не менее.

Нет, он, конечно, всячески отрицал какую-либо свою связь с действиями «Меги», — ничего ведь и не доказано! Но о том, что с той финансовой группой могут быть какие-то связи у полковника, в этом ростовщик был вынужден согласиться, полагая, что такая «тайна», открытая им, ничем страшным грозить ему не может. Об этом же давно говорят в Боброве, сто раз слышал своими ушами. Что ж, пусть, если хочет, пользуется слухами. Одного для себя не желал Плюхин: отдавать грабителю ключи от своего сейфа.

Впрочем, только сам Игнатий Савельевич был уверен, будто ловко обводит незваного «ночного посетителя» вокруг пальца, Агеев так не думал. И прищуренные, якобы от страданий, глаза, и медленно цедящаяся речь хозяина дома не составляли для сыщика никакого секрета. А потом, сидя верхом на Плюхине, Филя чувствовал, как тот пытается напрячься, чтобы что? Скинуть с себя наглеца? Ну, так, а дальше что? Снова — по печени? Надо же дураку понимать простые истины!

— Ладно, так тому и быть, — хрипло «прорычал» Филипп, ловко спрыгивая с туши, — все, что мне надо, я узнал. А теперь давай сюда ключи от своего сейфа и не заставляй меня ждать, а то у тебя снова «прихватит» печень.

Простенько так сказал, почти без выражения, но Плюхин вмиг ощутил на спине холодный пот. И выстроенная логическая схема Игнатия Савельевича немедленно полетела ко всем чертям. Ключи лежали в ящике тумбочки на кривых ножках, стоявшей у изголовья кровати. А сейф — вон он, в платяном шкафу, за одеждой на вешалках. Можно было сдвинуть ее в сторону или выбросить из шкафа на пол, но Филя решил не «хулиганить». Аккуратно открыл дверцы, увидел в двух отделениях с десяток папок-скоросшивателей и решил не занимать у хозяина лишнего времени: все папки затолкал в свою объемистую сумку. После чего шепотом же объявил Плюхину, что остался очень доволен состоявшимся наконец близким знакомством. И оно, по его мнению, пойдет на пользу обоим — так и произнес, словно бы разделяя несчастную судьбу ростовщика.

— С моей стороны, Игнатий Савельевич, вы можете абсолютно за себя не беспокоиться, в ближайшее время от меня вам ничто не грозит. Смертельным исходом, во всяком случае. Поэтому вы особо-то не мучайтесь. Уходя, я оставлю входную дверь открытой, и калитку тоже запирать за собой не стану. Утречком к вам обязательно кто-нибудь заглянет деньжатами разжиться, и найдет вас… — Филипп ласково ухмыльнулся. — И развяжет. Если сочтет необходимым. Я думаю, все-таки сочтет… Всего вам доброго…

В кабинете хозяина, за ширмой, Филипп обнаружил прямо-таки натуральный охранный пост сигнализации с двумя мониторами видеокамер. Недолго думая, он вынул обе кассеты с затеями. Нечего им тут делать, вдруг к хозяину еще вопросы возникнут?

Быстро проходя по коридору, устланному ковровой дорожкой, к выходу, Филя услышал наверху звуки, напоминающие утробный вой подыхающего от голода волка. Даже и не вой, а нечто среднее между визгом и стоном. Хорошо, что окна в доме закрыты, а то перебудил бы весь славный город Бобров.

Следующий визит состоялся к жильцу квартиры на втором этаже пятиэтажки по Трудовой улице. До полуночи еще оставалось немного времени, и, по мнению Агеева, было не так поздно, чтобы отказать себе в удовольствии поближе, лучше вплотную, посмотреть в глаза человека, которому уже около сорока лет, а он так и не удостоился нормального отчества. Даже не столько посмотреть, сколько с участием выслушать его чистосердечные признания относительно странной истории с продажей фабрики неизвестному пока господину Сороковкину. Причем желательно с указанием домашнего адреса и прочих «сертификатов»: ну, семейного положения там, возраста, профессии, а также опасных в наше время связей с теми, кто мнит себя «сильными мира сего». Словом, чтоб рассказ был поинтересней и поподробней.

Филипп уже видел парня. Телосложением тот не блистал, хотя и побежал на фабрику с приличной стайерской сноровкой, но это еще ни о чем не говорило, разве что о возможной, правда, очень короткой, попытке сопротивления. Да он и наговорить-то должен был немного: главным образом о механизме продажи «Универсала» Сороковкину и о том, что того связывает с Крохалевым. Разговора минут на пятнадцать, не больше. У Агеева не вызывала сомнения версия о тесной связи этих лиц в одном уголовном деле, закончившемся убийством владельца фабрики…

А Захариков-то жил беспечно, подумал Филя, оглядывая дверь и раздумывая, самому открыть или позвонить? Даже глазка не поставил. Решил звонить, благо тот не спал, его окна светились.

— Кто там? — послышался из-за двери бодрый голос.

— Здравствуйте, — вежливо ответил Филипп, — капитан Васильев, от Степана Ананьевича Кроха-лева. Пакет вам тут.

Агеев полагал, что ничем не рискует, и не ошибся, дверь тотчас же отворилась. Перед ним стоял молодой человек в трусах и майке, с взъерошенными волосами и сонной физиономией. Тот открыл и отпрянул, увидев перед собой серого человека в шапке-маске. Не давая хозяину опомниться, Филя сделал короткий выпад, и Лешка отлетел назад, скорчившись от боли в животе. «Серый пришелец» аккуратно закрыл дверь и остановился над скорчившимся на полу Захариковым.