Тульский - Токарев. Часть №1 - Андрей Константинов

Пользуясь настроением, Обоснуй придвинулся к вору ближе и попытался обозначить волновавшую его проблему:

— Тебе видней, Варшава, а только зря мы вчерася центровых отхлестали. Хлопотно может статься…

— Боишься или опасаешься? — вор спрятал улыбку, оставил только незаметную язвительную усмешку на дне прищурившихся глаз.

— Я к тому, что надо было бы… — Обоснуй, не замечая подвоха, начал было развивать мысль, а вор помог ему дорулиться, якобы добродушно покивав:

— Один мой знакомый квартальный посадил как-то жану на пятнадцать суток за мордобой посуды в местах приема пищи. И изрек: «Жакон есть жакон!» Мудрый человек! Опорный пункт власти блатные, крестясь, обходили…

— Вот и я про то же… — Обрадовался Обоснуй и прям-таки полез в яму, в два удара выкопанную ему вором. — Заранее если бы поддержку нашли у…

Свалиться в яму окончательно Варшава ему не Дал, звонко перебив:

— Библия не нами писана! Коммунары, которые на маленькую букву «бе» — видал, как за свою идею в харю целются?! Дорога на Воркуту впритык костями троцкистов-утопистов застлана! И потому власть их — как кол в мерзлом грунте — не расшатаешь! А тут каждный фраер на вора кожу морщить будет! Сначала с цветными все «по делу» договариваются, а потом? Нишкни от греха!

— Да что ты, что ты? Я и права не имею… — мигом отшатнулся от него к тут же отвернувшимся пацанам Обоснуй.

— С чего начинается биография вора? — утратив интерес к Обосную, Варшава обвел глазами всех, но остановился на Гоге.

— С малолетки сидеть, в армии не служить и… и… — Гога начал чеканить, словно молодой рядовой, но запнулся и завертел головой, ища поддержки. Взгляд его упал на Обоснуя, но тот только ниже опустил голову. Гога перестал дышать.

Варшава насупился, но потеплел и, сбивая накал, сказал серьезно, давя морщинами улыбку:

— И под хвост не баловаться…

Компания хрустко, навзрыд заржала, а вор, прячась в общем смехе, снова перевел погрустневший взгляд на неуверенно улыбавшегося беленького десятилетнего паренька, мало что понявшего в случившемся на его глазах уроке словесного фехтования.

«А еще — не иметь семьи: ни жены, ни детей», — эту мысль Варшава озвучивать не стал — уж больно невпопад сердце екнуло.

Под угасавший уже смех очень вовремя нарисовался Докука с «беленькой» за пазухой — пацан обернулся мигом и сдержанно гордился тем, что даже не запыхался.

Бутылку опрокинули быстро — по кругу от старшинства. Докуке и Гоге досталось лизнуть, а младшего, сероглазого Варшава и вовсе предостерег:

— Погоди, малой, тебе еще рано. Ежели начнешь не в свое время — баловство будет не в радость, а в слабость. Успеешь.

Сероглазый улыбнулся в ответ и не подумал усомниться в справедливости сказанного.

Какой кураж без лирики? Одной рукой Обоснуй извлек из-за скамейки видавшую виды гитару и ударил по струнам, не глядя на вора, но обращаясь явно к нему. Пытаясь зализать свой давешний промах, парень явно не сек, что Варшава инцидент уже «проехал»:

Вот раньше жизнь!

И вверх и вниз

Идешь без конвоиров, —

Покуришь план,

Идешь на бан

И щиплешь пассажиров.

А на разбой

Берешь с собой

Надежную шалаву,

Потом за грудь

Кого-нибудь —

И делаешь Варшаву…

Вор, словно не услышав песню, вдруг придвинулся к самому маленькому — к тому самому сероглазоединственному, и провел жесткой рукой по светлым волосам. Мальчишка задохнулся от счастья, и в глазах его вот-вот — но все же не появились слезы — от радости соприкосновения со своим героем.

А Варшава, разглядывая его лицо, вдруг заговорил совсем уж непонятно:

— Ишь — взгляд-то не рабский… И мать твоя — не тетка, а барышня. Потом поймешь, в чем разница… Каково сладишь с жизнью? И чего больше соберешь — ошибок или попыток?

В окружении ворохнулся было смешок, но вор передернул бровями, как затвором, и смешок умер. Никто ни в чем не разобрался, но лица скроили понимающие — от греха подальше, и, к чертовой матери, зауважали все наперед.

(Много времени спустя подросший мальчишка увидит у артиста Глебова, сыгравшего в фильме «Тихий Дон» Мелехова, похожий залом брови. Отпрянув от телевизора и потемнев серыми глазами, он неожиданно для самого себя проговорится: «Варшава так умел».)

Во дворе нарисовались фигуры шкапинских жуликов. Вор шагнул было к ним, но снова обернулся к светловолосому. На глазах у всей обалдевшей компании он снял с языка настоящую бритву — оказывается, он незаметно гонял ее во рту весь разговор. Это было особое воровское умение, особый воровской шик — прятать острую бритву во рту, чтобы в нужный момент плюнуть ею или, зажав зубами, резануть в драке противника по лицу или по шее.

— На память, — Варшава авторитетно протянул сталь мальчишке и добавил: — Необходимая порой вещица. Учись тупой мойкой. В лихую минутку стеганешь гада.

Ватага только ахнула.

Варшава упругими шагами шел к «шкапинским» — внутренне он все уже для себя решил — кураж победил чутье, и победа эта подарит вору новые пять лет лагерей. Но он этого еще не знал и шел упруго и чуть картинно, лопатками чувствуя восхищенный взгляд мальчика. Сероглазого звали Артуром Тульским, и он был действительно счастлив. А рядом стояли Гога и Докука (в миру обычные школьники — Бычков и Лукша) и добавляли в бочку счастья свою боязнь попросить подержаться за подарок. У всех троих судьбы сложатся по-разному, но странное дело эта сцена, как вор дарит лезвие бритвы, врежется в память каждого навсегда — как что-то очень важное и настоящее.

* * *

Начальнику УЩ-249/12

Майору внутренней службы

Шатило М.Т.

Рапорт

Довожу до Вашего сведения, что 7 ноября 1989 года ос. Лукша Анатолий Евграфович (Докука), 1956 г.р., отбывающий наказание по ст.144-3 и помещенный в ПКТ за злостные нарушения режима содержания, вскрыл себе вены неустановленным режущим предметом. После чего напустил в миску кровь из вскрытой вены, накрошил туда хлеб и съел эту «тюрю».

Самоистязание было прервано только при вызове наряда ДПНК. Ос. Лукше была оказана медицинская помощь в 21.45 силами санитара санчасти ос. Ольшанского.

Вследствие оказания неповиновения ос. Лукшой законным требованиям представителей администрации к нему были применены спецсредства. Считаю целесообразным доложить, что вышеуказанные действия ос. Лукши не продиктованы прагматической целью — попасть в больницу. По оперданным, ос. Лукша стойко придерживается воровских традиций, и его выходка с поеданием собственной плоти — лишь способ устрашить администрацию учреждения.

Ос. Лукша в беседах с оперативными сотрудниками неоднократно заявлял, что работать он категорически отказывается и на «красной зоне долго не засидится».