Встретимся в другой жизни - Галина Владимировна Романова

Ее отец, попав пять лет назад в автомобильную катастрофу, оставил после себя кучу долгов. Кредиторы, как их называла ее мать, стучались в их дверь с утра до вечера, с каждым новым визитом освобождая квартиру от мебели. Один из этих визитеров однажды остался у них на ночь, и мебель из дома пропадать перестала. Зато начала пропадать мать…

С вечера ткнув ее в щеку накрашенными губами, пахнув на прощание легким ароматом духов, она хлопала дверью и исчезала до утра.

Прижимая к груди мягкую игрушку, очередной подарок матери, девочка свято верила, что жизнь их скоро наладится и все будет хорошо.

Но хорошо не стало…

Однажды, придя из школы, она обнаружила в комнате троицу здоровенных детин, которые методично хлестали мать по щекам, требуя вернуть какие-то деньги. Чем все это закончилось, она так и не узнала – ее бесцеремонно выставили за дверь, но с этого дня мать пропадать перестала.

Она сидела на кухне, тупо уставившись в окно, и курила сигарету за сигаретой. На присутствие дочери перестала реагировать вовсе. Лишь в конце каждой четверти, подписывая дневник, она с нескрываемой злобой роняла:

– Ишь ты, отличница!.. Вся в папашу своего премудрого.

– А чем был плох отец? – слабо пыталась возразить Лика. – Все-таки два высших образования…

– Он лучше бы денег после себя оставил, академик!.. – визжала мать. – Что мне с его дипломов?.. Он вон издох, а я одна осталась…

Но одна она оставалась, как правило, недолго. Череда отчимов сменяла друг друга, как времена года за окном. Лика уже давно потеряла счет их именам, отчествам и годам рождения.

Последний – Ванечка, как нежно называла его мать, – задержался чуть дольше других.

Ей он был особенно неприятен. Это объяснялось тем, что в отличие от остальных он уделял ей более пристальное внимание. И внимание это не было продиктовано заботой о ней, а скорее наоборот…

Страсти на кухне между тем разгорались. Звон битой посуды чередовался с пьяными криками изрядно подгулявших родителей.

– Когда все это кончится?! – помимо воли ее глаза наполнились слезами: день грядущий ничем не мог отличаться от дня ушедшего.

Вернувшись в постель, Лика уткнулась лицом в тощую подушку и разревелась. Слезы не принесли облегчения, лишь добавили головной боли и душевных терзаний, с чем она и уснула.

Утро следующего дня было воскресным, поэтому вставать и изображать сборы в школу не было необходимости.

Потянувшись, девушка отбросила одеяло и подставила свое тело ласковому майскому солнцу. Лучи его беспрепятственно проникали в комнату и заливали своим нежным светом ее жилище, немного скрашивая убогость и унылость обстановки.

Громкий стук входной двери окончательно ее разбудил.

«Так… начинается, – мысленно простонала она. – Похмелье – дело тонкое, поэтому нужно сваливать, пока не поздно».

Осторожно выглянув в окно, она увидела, как мать быстрыми шагами удаляется в направлении к центральному универмагу. Обвешанная с двух сторон сумками с пустыми бутылками, она обошла стороной скамейку с дежурными старушками, неодобрительно смотрящими ей вслед, и исчезла за углом соседнего дома.

Печальные размышления Лики были прерваны осторожным стуком в дверь:

– Анжела, ты спишь?

Первым порывом было не отзываться, но отчим был упрямой скотиной. Поэтому он повторил свой вопрос, сопровождая его уже более уверенным подергиванием за дверную ручку.

– Чего тебе надо?

– Поговорить. Ведь у тебя проблемы, а я могу помочь.

– Пошел ты… – Ее тон мог убедить в неприветливости кого угодно, но только не его.

– Будь хорошей девочкой, открой мне дверь, – не унимался он.

– Я сказала, отвали. Дождешься – матери расскажу.

– Мать ушла, придет не скоро, – продолжал скулить он под дверью.

Взгляд Лики лихорадочно забегал в поисках вещей, которые, как всегда, были разбросаны в беспорядке по всей комнате.

– Анжелочка, открой, – хрипло потребовал отчим, налегая на дверь.

Ничего ему не отвечая, она принялась лихорадочно натягивать на себя белье. Очевидно, шорох одежды пробудил его и без того воспаленное воображение, потому что стол под напором его грузного тела пополз в сторону, и она предстала перед отчимом во всем своем семнадцатилетнем великолепии.

– Ух ты!.. – выдохнул он, обшаривая ее взглядом. – Хороша-то ты, Анжелка!

– Убирайся отсюда! – взвизгнула она, пытаясь прикрыться руками.

– Ладно, не шуми. Выпьем давай, я тут одну бутылку от твоей мамаши заныкал. – Он извлек из-за спины бутылку кагора. – Посидим, потолкуем.

С этими словами он по-хозяйски развалился на стуле, преграждая ей путь к двери.

– Слушай ты, скотина, я ведь не шучу… Или ты уходишь, или я вызываю милицию, – голос ее дрожал от страха и напряжения.

– И как же ты ее вызовешь – по сотовому? – он противно заухмылялся, извлекая из-под своей задницы ее спортивные штаны. – Иди, доченька, я тебе штанишки надену.

– Обойдешься!.. – злоба начала захлестывать Лику через край. – Уходи по-хорошему, или я позову соседей.

Медленно отступая, она начала двигаться к окну. Отчим был не дурак и, быстро среагировав, кинулся ей наперерез. Больно схватив за руку, он швырнул ее на кровать и придавил коленкой грудь.

– Лежи, сучка, и не дергайся, – зашипел он, брызгая слюной. – Что же ты думаешь, я два года кормил тебя для того, чтобы какой-нибудь сопляк тебя покрывал? Хрен ты угадала…

Шумно дыша, он принялся расстегивать ремень на замызганных брюках. Понимая, что медлить больше нельзя, Лика завизжала и больно ударила его в пах.

– Ах ты!.. – Гримаса боли исказила его лицо.

Всего на несколько секунд ослабил он хватку, ей этого оказалось достаточно. Вскочив с кровати, она схватила бутылку, оставленную заботливым отчимом на письменном столе, и со всего маху опустила ее на его голову.

Несколько мгновений он смотрел на девушку мутными остановившимися глазами, потом рухнул на пол.

Трясущимися руками она натянула на себя спортивный костюм, единственно приличную и любимую ею одежду, и ринулась в другую комнату. Один за другим выдвигая ящики старенького шкафа, она покидала в сумку свои нехитрые пожитки и двинулась к выходу.

И тут ее осенило… Паспорт! Куда она без документов?

Мысленно призывая на помощь всю свою выдержку, Лика вернулась в свою комнату и, стараясь не смотреть в сторону распростертого тела, достала из-под подушки свои документы, завернутые в кусок целлофана. Там же были припрятаны и две сотни, чудом перехваченные от пенсии отца, их она держала на черный день. По всей видимости, он наступил именно сегодня.