Гроза из преисподней - Джим Батчер

Кэррин Мёрфи ждала меня перед входом в «Мэдисон». Мы с Кэррин являем собой образцовый пример разительного контраста. Я высок и худ; она маленького роста и плотного телосложения. У меня темные волосы и глаза; она щеголяет светлыми кудряшками и младенчески-голубыми глазами в духе Ширли Темпл. Мое лицо худощаво и угловато, с крючковатым носом и острым подбородком; ее – округло и гладко, с правильным носиком, которому позавидовала бы любая чирлидерша.

Погода стояла свежая, ветренная, как и положено в марте, так что она одела длинное пальто поверх брючной пары. Мёрфи никогда не носит платьев, хотя я подозреваю, что ноги у нее стройные и мускулистые как у гимнастки. Она сложена для действия, и пара кубков за победы в состязаниях по айкидо, стоящих у нее в кабинете подтверждают это. Волосы ее, остриженные на уровне плеч, развевались на весеннем ветру. Сережек она тоже не надела, а количество и качество макияжа заставляло вообще усомниться в его наличии. В общем, она походила скорее на любимую тетушку или заботливую мамочку, нежели на закаленного, специализирующегося на убийствах детектива.

– У тебя что, Дрезден, других курток нет? – спросила она, едва я приблизился на расстояние оклика. Перед входом здания, явно нарушая все правила парковки, стояло несколько полицейских машин. На полсекунды она встретилась со мной взглядом, потом быстро отвела глаза в сторону. Надо отдать ей должное. Это совершенно безопасно, если только вы не делаете этого дольше нескольких секунд, но я уже привык к тому, что все, кому известно мое ремесло, избегают смотреть мне в лицо.

Я опустил взгляд на свою черную брезентовую ветровку с тяжелым капюшоном, водонепроницаемыми швами и рукавами, достаточно длинными для моих лапищ.

– Чем тебе эта не нравится?

– Она годна только для съемок в «Эльдорадо».

– И что из этого?

Она фыркнула – совершенно неделикатный звук для такой миниатюрной женщины – и, резко повернувшись на каблуках, зашагала к дверям отеля.

Я догнал ее и пошел чуть впереди.

Она убыстрила шаг. Я тоже. Набирая скорость, мы спешили наперегонки к двери, разбрызгивая оставшиеся после ночного дождя лужицы на асфальте.

Мои ноги все-таки длиннее, так что я оказался у двери первым. Я распахнул ей дверь и галантным жестом пригласил ее заходить. Это наш давний поединок. Возможно, мои манеры устарели, но я придерживаюсь старых взглядов. Я считаю, что мужчины должны относиться к женщинам не просто как к человеческим особям, уступающим им ростом и силой, но зато с бюстом. Если не согласны, можете попробовать меня переубедить. Мне доставляет удовольствие обращаться с женщиной как с леди, открывать перед ней дверь, платить за разделенный со мною обед, дарить цветы – и т.д., и т.п.

Это до чертиков раздражает Мёрфи, которой пришлось зубами и когтями прорываться к ее нынешнему положению в борьбе с самыми крутыми мужиками в Чикаго. Она смерила меня, почтительно удерживавшего дверь, свирепым взглядом; впрочем, были в этой ярости и какие-то благодарность, облегчение. Сегодня она находила в этом, обыкновенно раздражающем ее ритуале какое-то странное, непонятное мне утешение.

Черт, да что у них там, на седьмом этаже?

Мы поднимались на лифте молча. Мы достаточно давно знали друг друга, чтобы это молчание не казалось нам гнетущим. Я хорошо чувствую настроения Мёрфи – такое вырабатывается у меня с каждым, с кем имею дело достаточно долго. Уж не знаю, чем считать эту мою способность: естественной или сверхъестественной.

Мои инстинкты говорили мне, что Мёрфи напряжена, натянута как рояльная струна. Она не позволяла этим чувствам проявляться на лице – и все равно это ощущалось: в положении шеи и плеч, в застылости спины.

А может, я просто проецировал на нее свои эмоции. Замкнутое пространство лифта меня немного нервирует. Я облизнул губы и огляделся по сторонам. Наши с Мёрфи тени падали на пол кабины, и казалось, будто это мы сами распластаны там. Было в этом что-то такое, тревожащее, что я постарался отмести как игру нервов. Спокойно, Гарри, спокойно.

Лифт замедлил ход, и она резко втянула в себя воздух – и еще раз, пока двери не отворились, словно собиралась задержать дыхание на все то время, что мы будем находиться на этом этаже.

У крови свой, особенный запах – чуть липкий, почти металлический – и запах этот ударил в нос, стоило дверям отвориться. Мой желудок слегка напрягся, но я мужественно сглотнул слюну и следом за Мёрфи зашагал по коридору. Двое копов пропустили меня, не требуя показать ламинированную карточку, выданную мне городскими властями. Ну, конечно, вряд ли у Департамента Полиции даже такого большого города, как Чикаго, числится толпа консультантов. Возможно, меня и не так сложно узнать, и все же... Непрофессионально, ребята. Непрофессионально.

Мёрфи вошла в номер первой. Запах крови сделался гуще, но за первой дверью не обнаружилось ничего такого. Помещение выглядело как обычная гостиная относительно дорогого номера: красные с золотом тона, словно заимствованные из старого, конца тридцатых годов фильма, дорогие на вид, но в чем-то фальшивые. Кресла были обиты дорогой, темной кожей, а ноги утопали в толстом, ржаво-охристого цвета ковре. Бархатные шторы были задернуты, и в комнате казалось темно, несмотря на то, что все лампы горели. В общем, здесь как-то не хотелось сидеть и читать. Из-за двери справа от меня доносились голоса.

– Подожди здесь минуту, – сказала мне Мёрфи и прошла через эту дверь в соседнюю комнату – судя по всему, спальню.

Я побродил немного по гостиной, прищурившись – изучая обстановку. Кожаный диван. Два кожаных кресла. Стерео и телевизор – развлекательный центр в скорлупе из черного пластика. Бутылка шампанского в ведерке, на треть заполненном водой; всего несколько часов назад это был еще лед. Два пустых стакана рядом. На полу валялся лепесток красной розы, совершенно неуместный на этом ковре (как, впрочем, и все остальное в этой комнате).

В стороне, под одним из кожаных кресел, лежал кусок шелковой ткани, я нагнулся и осторожно, чтобы ничего не задеть, приподнял кожаный чехол кресла. Пара черных шелковых трусиков, маленький треугольничек с кружевами по углам. Одна из ленточек была порвана, словно трусы сдирали второпях. Извращенцы.

Стереосистема была высший класс, хотя и не самой престижной марки. Я достал из кармана карандаш и ткнул ластиком в кнопку «PLAY». Мягкая, чувственная музыка наполнила помещение: сочные басы, сдержанные ударные, вокал без слов, тяжелое женское дыхание на заднем плане...