Заповедник потерянных душ - Галина Владимировна Романова

– Зарплаты?! – прошипела Лариса, неестественно вытягивая шею и поворачивая голову в его сторону. – Ты имеешь в виду свою зарплату?! Те жалкие тридцать тысяч, которые ты приносишь раз в месяц десятого числа?!

– Именно. И тридцать тысяч – нормальные деньги, Лариса. Нам их всегда хватало. До того, как ты решила…

И он скосил взгляд на детскую коляску, в которой спал их ребенок. Их третий ребенок!

– А! Поняла! Ты снова напоминаешь мне, что был против Тошкиного рождения. Что третий ребенок в нашей квартире нас стеснил невероятно, что…

– Заткнись, Лариса, – попросил он миролюбивым вполне тоном. – Заткнись, или я уйду.

– Куда уйдешь?! – В ее округлившихся глазах нежнейшего голубого оттенка заплясал страх. – От меня, в смысле? Бросишь меня одну с тремя детьми?!

– Домой уйду, дуреха. – Он положил ей руку на плечо и тихонько сжал. – Ты можешь молчать хотя бы на улице? Неужели не понимаешь, как ты меня достала, Лора? Ну не могу я найти работу с заработком в сто тысяч. Нет ее в нашем городе. И подработку взять не могу. Работаю пять дней в неделю. Да и попробуй ее найди, подработку!

– Другие находят, – огрызнулась она тихо. Но его руку прижала щекой, склонив голову к плечу.

– Допустим. Допустим, найду. Стану работать семь дней в неделю по двадцать часов. Дома ты меня видеть совсем перестанешь. Тебе от этого станет легче? Одной с тремя детьми? Кто со старшими станет делать уроки? Кто будет водить их в школу? Возить вечерами на тренировки? Все забросить ради лишней десятки? Лора! Что замолчала?

Она сосредоточенно рассматривала подол джинсового сарафанчика, который покупался еще к рождению их первенца. Десять лет назад. Сарафанчик от частых стирок совсем вытерся, но смотрелся от этого не хуже. Даже стильно смотрелся. Кому как, а ему лично нравилось, как он сидит на его жене, фигуру которой три беременности и роды совсем не испортили.

– Вот купим тебе новый джинсовый сарафанчик. Наденешь ты его. Станешь от этого счастливее?

– Нет, – мотнула она головой, принявшись катать детскую коляску туда-сюда. – Не хочу сарафанчик.

– А что хочешь? Ради чего я должен вас бросить и начать судорожно зарабатывать бешеные деньги?

Он тронул ее затылок. Пощекотал пальцами нежную впадинку, прошагал выше – к тугому пучку, в который она закручивала волосы, чтобы не морочиться с прической.

А раньше заморачивалась, и еще как, неожиданно вспомнил он ее замысловато уложенные локоны. Красиво было. Но было все до замужества. До того, как Лариса стала матерью.

– Машину хочу, Леша, – вдруг проговорила Лариса со странной жалобной интонацией. – И дачу за городом. Чтобы мы могли с детьми там выходные проводить.

– Машину?! – протянул он нараспев и тут же убрал руку себе в карман джинсов. – Машину?!

– Машину, – кивнула она, без устали дергая детскую коляску туда-сюда.

– Какую машину, Лора? Какую машину? – возмутился он, зло фыркая. И вдруг взорвался: – Да перестань ты уже дергать коляску! Малыш спит и без того!

– Если его не катать, он проснется, – возразила Лариса, и снова жалобным голосом: – Мне все равно, какую машину, Леша. Все равно. Лишь бы она ездила. Чтобы это была машина, а не та рухлядь, что стоит у тебя в гараже. Лишь бы она нас везла с детьми на речку, в лес.

– На дачу, – закончил он за нее, передразнив ее интонацию.

– И на дачу тоже. Я цветы хочу посадить, Леша. Розы. Петуньи. Лук хочу посадить. Укроп и огурчики. Чтобы мы под яблоней ужинать садились за деревянным столиком. Все вместе. Всей семьей. Я не хочу новый сарафанчик, Лешка. И шубу норковую не хочу. Мне и в пуховике неплохо. Но вот машину и дачу…

Она уронила руки себе на коленки, оставив наконец коляску в покое. Глянула на него со смесью мольбы и злости. И повторила:

– Машину хочу, Леша, и дачу. Хоть в одно окошко! Это много, да? Многого хочу, да?

– Нет. – Он мотнул головой. – Наверное, нет.

Взгляд его тут же, как заговоренный, переместился на угол их дома, к крайнему подъезду. С той скамейки, на которой они сидели, он превосходно просматривался.

В этом подъезде жила супружеская пара. Не старые еще. Чуть за пятьдесят обоим. Но!

У него были парализованы ноги, а она страдала сахарным диабетом. Он передвигался на инвалидной коляске. А она уже несколько лет не слезала с иглы, колола инсулин. Он ей колол, потому что она сама боялась.

Она возила его повсюду в инвалидной коляске, а он ей колол инсулин. И все, что они хотели в этой жизни, это уйти из нее вместе. В один час, в одну минуту.

– Большего у Бога не прошу, – рассказывала она как-то Леше, встретившись с ним в парке, где он гулял со старшими детьми. – Чтобы вместе, в один час, в одну минуту. Разве я так многого хочу?

Вот и попробуй рассуди: чье желание правильнее.

– Хватит философствовать, – прошипела Лариса с яростью и снова схватилась за ручку детской коляски. – Вижу твой взгляд! Вижу! И понимаю, что все в этой жизни плачут. У кого денег на хлеб не хватает, а у кого жемчуг мелкий. Но мне плевать, понимаешь? Плевать на всех остальных. Есть только мы. Наша семья. И я хочу, чтобы у нас было хоть что-то. Хоть что-то свое!

Существенное дополнение.

Машина-то у них была. Хорошая. Новая. Иномарка. Правда, принадлежала она Ларисиному отчиму. И он мог брать ее у них в любое удобное для него время. И очень часто это удобное для него время совпадало со временем запланированного Ларисой досуга. И дачей отчим разрешил им своей пользоваться. Только часто и сам там появлялся в компании сомнительных личностей. Личности напивались, орали песни, некоторые некрасиво выражались, некоторые лезли на грядки с помидорами, которые Лариса холила и лелеяла.

Она, понятное дело, бесилась, но отчитать отчима не могла. Он и так вел себя по отношению к ней более чем лояльно, и деньгами помогал, и подарки дорогие дарил детям. И это после того, как мать Лоры его бросила и укатила в Грецию с новым мужем.

Можно ли тут возмущаться? Отчим Ларису не бросил. Помогал. Помогал как мог.

Лично Алексею этот мужик совершенно не нравился. И он принципиально не садился за руль его машины. Водила всегда Лора. И на дачу его не любил ездить. И подарки от него не любил принимать. Считал, что детей это балует и развращает. Лариса если и соглашалась с ним, то никогда не говорила об этом вслух.

И вдруг дачу она хочет, да в одно окошко! И это при том, что у отчима за городом двухэтажный особняк. И машину хочет свою, путь даже и не дорогую, лишь бы ехала. И это после новенькой иномарки с кучей всяких наворотов и четырехзонным климат-контролем?

Что-то не то. Что-то случилось.

– Вы поругались, Лариса?

Она не ответила, резко поднялась и наклонилась к спящему в коляске младенцу.

– Лариса, вы поругались с Виктором?