Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко

– Я рад, Магда, что этот жест доброй воли этим доставил вам удовольствие! – сказал Гитлер. – И всё равно вы не слушаете своего фюрера. Я устал каждый день уговаривать тебя и Йозефа покинуть Берлин. Теперь, как я вижу, наши роли поменялись, и это же сделать ты просишь меня.

– Вера в фюрера, готовность повиноваться ему и следовать за ним даёт нам необъятные силы, – подал с места голос Геббельс. – Для изменников и врагов это до сих пор остаётся загадкой, мой фюрер, а для нас – естественным и понятным фактом. Нельзя даже представить себе, что когда-нибудь будет иначе. Вы личность, гордая в своём одиночестве и страдающая за нас.

– Вы великий пропагандист и верный друг, доктор Геббельс! – сказал Гитлер. Он по натуре сам являлся демагогом экстра-класса, всегда считал пропаганду искусством лжи, позволяющим чаще обманывать своих сторонников, чем врагов. – Я всегда восхищался вашим мужеством и мужеством вашей семьи. Вы остались со мной до конца, каков бы он ни был. Спасибо, что вы не предали меня!

И вдруг Гитлер, вернувшийся в своё кресло, переключился с этой семейной пары на Ханну Райч.

– Вы и Грейм должны были сегодня покинуть Берлин! – сердито произнёс Гитлер. – Почему вы ещё находитесь здесь, где скоро будет жарко от боёв?!

– Мой фюрер! – стала оправдываться Ханна. Она никак не ожидала, что этой беседе фюрер придаст такой оборот. – Мы сегодня предприняли попытку взлететь, но из-за сильного огня, что вёл противник, она провалилась. Взлететь оказалось труднее, чем сесть. Все самолёты, которые ещё ночью должны были прилететь за нами, сбиваются врагом. Мы не в силах покинуть бункер.

– Вот как?! – удивился Гитлер. – Мне не докладывали об этом. Вышла неувязочка. Простите меня, Ханна! Я явно погорячился, несправедливо упрекнув вас в нарушении моего приказа.

– Мой фюрер! – сказала Ханна. – Я удивлена, что вас не поставили в известность о наших затруднениях. Несмотря на вашу просьбу, так как она пока невыполнима, мы решили остаться вместе с вами. Я и Грейм, мой фюрер, решили принять яд только в том случае, если русские прорвутся к бункеру. В последнюю секунду мы поклялись друг другу вырвать чеку у ручных гранат. Взрыв, я в этом уверена, разметает наши тела.

– Благодарю вас за преданность, милая Ханна! – Гитлер был тронут таким самопожертвованием. – Но я хотел бы, чтобы и вы, и Грейм, и Геббельсы, пока не поздно, оставили Берлин и остались живы.

– Нет, мой фюрер! – возражение последовало со стороны Магды. – Мы покинем столицу тогда, когда это сделаете вы. – Но ее слова не принесли Гитлеру облегчения.

Потом они говорили долго, но эта беседа, как ни хотелось его участникам, не привела к желаемым результатам. Гитлер оставался в Берлине. И этим решением фюрера было сказано всё.

20 часов 00 минут. Бункер Гитлера

Врач Хельмут Кунц был весьма удивлён, когда, собираясь спуститься вниз, при входе в бункер он нечаянно повстречал Магду Геббельс. У неё за спиной наизготовку стояли два эсэсовца с автоматами в руках. Заскучавшие часовые несли караульную службу, охраняя бункер. Он не мог знать, что она была у фюрера, и воспринял её выход наружу как вечернюю прогулку на свежем воздухе, перед тем как улечься спать. Но это не соответствовало действительности, уверенную в себе Магду терзало другое. Переубедить Гитлера и сломить его мужское упрямство женщине не удалось, и от сознания неизбежного ей пришлось с этим примириться, она вынуждена была склонить голову, но первая дама рейха искренне гордилась тем, что сегодня он отличил её.

– Добрый вечер, доктор!

– Добрый вечер, фрау Геббельс!

– Хельмут! – заметно волнуясь, произнесла Магда, с надеждой смотря на него. Материнские чувства давили на неё, не давали принять окончательного решения. Кажущееся благородным и героическим, оно было способно привести к непоправимой глупости. Её не покидали сомнения, она не хотела избавлять своих детей от жизни, но фанатизм и безысходность взяли над ней верх. Ради веры в Гитлера она пошла на такую жертву. – Я хотела бы переговорить с тобой по очень важному делу. Ситуация здесь, в Берлине, достигла такого момента, что мне, вероятно, придётся умереть.

– Что вы такое говорите, Магда! – изумлённо произнёс Хельмут. Он смотрел на неё и не знал, что сказать. Мужчина, переменившись в лице, отказывался поверить её диким словам о преднамеренном убийстве, что предстояло впереди, и становиться соучастником такого преступления ему претили религиозные чувства. Его испугали не столько слова, сколько горящие глаза, устремлённые на него. В его врачебной практике таких помешанных на суициде пациенток не встречалось.

– Со мной говорить бесполезно, Хельмут! То же самое я сказала и фюреру, который до сих пор хочет помочь мне с детьми уехать из города. Может, это и покажется безумием, но я и Йозеф решили умереть. Я прошу тебя помочь мне умертвить детей. Они слишком хороши для этого мерзкого мира.

В ответ он кивнул, что приободрило женщину.

– Пойдём! – пригласила Магда. – Я покажу тебе место, где это должно произойти.

Потенциальные убийцы вошли в бункер; и Магда, чуть ли не за руку провела доктора Хельмута в спальную. В этот вечер шестеро детей собирались укладываться спать. Они мило ему улыбались, девочки сонно зевали, но в ответ врач не проронил ни слова. Он был шокирован тем, что в отношении собственных детей собиралась предпринять фрау Геббельс.