Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Иванович Науменко

Очутившись на телефонном коммутаторе, Мюллер первым делом взял трубку и, набрав номер, протянул её начальнику охраны Гитлера, при этом вслух заметив:

– Интересно, возьмёт трубку, ответит на подозрительный звонок или нет?

К удивлению всех, связь с Фегеляйном установилась мгновенно.

– Алло? Чёрт бы вас побрал! Кто звонит?

– Это я, Ганс! – сказал Раттенхубер.

– Раттенхубер?..

– Он самый. Герман! Ты должен немедленно прибыть в Имперскую канцелярию.

– Ганс! Я сейчас пьян и небрит. Я не могу предстать перед фюрером в таком неподобающем виде. Дай мне время привести себя в порядок. Через два часа я буду в бункере. И я больше не могу мириться с тем, что мы делаем.

– Герман! Мне от фюрера за тебя уже влетело. Не дури! Ты должен немедленно приготовиться. Я готов прислать за тобой машину, если у тебя нет своей.

– Даю слово немецкого офицера, Ганс: я буду в бункере через два часа.

В трубке явственно послышались гудки отбоя. На линии наступила тишина. Раттенхубер в сердцах, но с досадой в голосе произнёс:

– Вот сволочь, а? Тем не менее, герр Мюллер, он напуган тем, что мы его раскрыли и вычислили, где он есть.

– Мне вот что в голову приходит, дружище! – сказал Мюллер. Сцена уговаривания дезертира ему явно пришлась не по вкусу. На лице у него была тревога. – Сложившаяся ситуация лично у меня вызывает гнетущее беспокойство. Немедленно по этому адресу вышлите офицера СС, пусть им будет Хельмут Фрик, в помощь ему выделите четырёх солдат. Они обязаны, под мою личную ответственность, разыскать и арестовать ослушника. Не хочет возвращаться по-хорошему – будем действовать по-плохому. Он не должен добиться желаемого. Время стремительно уходит прочь, ведёт неумолимый отсчёт. Нам отпущены часы, чтобы завоевать победу, и гестапо, оперативно среагировав, схватит её за крылья. Надо смело и решительно исключить утечку ценной информации к нашим врагам. Алкоголь – надёжное средство, убавляющее ум. Поэтому накачавшегося им Фегеляйна нужно брать тёпленьким, Ганс, пока он не протрезвел, не очухался и не дал стрекача из Берлина. Иначе в городских развалинах упрятавшегося проныру Германа невозможно будет найти. Затеряться там будет проще простого. Я же не стану обследовать каждый кирпич на предмет обнаружения Фегеляйна. Моим служивым людям потребуются поисковые собаки, да и просто упустим шанс его обезвредить. Фюрер не простит нам этой оплошности. Наверняка у него есть сообщники. Мне так не терпится с ними побеседовать. С глазу на глаз. Арестуйте их, если поймаете.

Оскар дождался, когда Мюллер двинется вперёд первым, и только тогда последовал за ним.

В кабинет Гитлера без стука вошли старые его приятели, с кем свела и повязала судьба: Геббельс с женой и Ханна Райч. Перед тем как войти к фюреру, Геббельс сказал:

– То, что мы здесь пережили, Ханна, это величайшая драма в истории. Такой не бывало ни в этом столетии, ни в предыдущих, со времён Голгофы!

Гитлер улыбнулся вошедшим, поднялся с кресла, проковылял к ним, галантно поцеловал дамам ручки и жестом правой руки пригласил их присесть на софу, что они и сделали. Евы, как замечали посетители, с фюрером не было. Она и Траудль, пока не было стрельбы, выгуливали в саду Блонди. Овчарке свежий воздух был необходим, да и весенняя погода поднимала настроение. Женщины всё говорили и не могли наговориться – обо всём и ни о чём.

– Я рад, друзья, что вы пришли! – проговорил Гитлер, вновь усаживаясь в кресло. Устроившись поудобнее, посетители наблюдали на столе большую бронзовую лампу, письменный прибор; здесь же были телефон, атлас мира и лупа. Откинувшись назад, Гитлер сложил руки на груди и обвёл взглядом своих гостей. Игра в молчанку длилась недолго.

– Мой фюрер! – Магда заговорила первой, небрежно скрестив ноги. Необъяснимое спокойствие фюрера, когда мир рушился буквально на глазах, раздирало её душу. – Я и Йозеф считаем, что вы должны покинуть Берлин на самолёте Грейма. Ханна у нас искусный пилот, она сможет свободно перемещаться в небе, даже над головами противников, и найдёт в себе силы вывезти вас отсюда.

Когда говорила Магда, Геббельс молчал, в его глазах затаилось выражение невыносимой боли. Фюрер всё это прекрасно видел и в такой просьбе супружеской четы слышал созвучие воль. Он не шевельнулся, его лицо оставалось непроницаемым.

– Я счастлив слышать, дорогая Магда, что вы так беспокоитесь о моей судьбе! – сказал Гитлер. На его губах наблюдалась обезоруживающая дружеская улыбка. – Кто, как не близкие друзья, могут быть рядом со мной. Нам есть что вспомнить, Магда, но мы, увы, да ты и сама это знаешь лучше, чем я, не вернёмся к той жизни, у нас её украли годы, враги и предатели. Благодарить надо живых, мёртвым внимание не обязательно. Я всё помню, дорогая Магда, я ничего не забыл.

И тут произошло невероятное. Гитлер встал с места, шаркающей походкой подошел к Магде. Та от удивления медленно приподнялась и оказалась перед его глазами. У Магды перехватило дыхание. Она замерла. Гитлер снял со своего френча золотой нацистский значок, собственными дрожащими руками прикрепил его к груди застывшей Магды, протяжно охнувшей от такого необычного поступка фюрера, и с глубоким чувством уважения к ней произнёс:

– Вы самая отважная мать во всём рейхе!

– Мой фюрер! – ещё не придя в себя от пережитого волнения, отчего её сердце радостно вздрогнуло, благоговейно произнесла Магда.