Смерть докторши - Хансйорг Шнайдер

— Как на работе? — спросила Хедвиг. — Взял след?

— Пожалуй.

— Можешь рассказывать. У меня времени много.

Он разлил по бокалам остатки вина. Рислинг отдавал приятной горчинкой.

— Перед тем как ехать сюда, я завернул в фермерскую усадьбу на Шпицвальле. И в коровнике встретил семидесятилетнего старика. Он смотрел, как его подруга доит коров. В следующее воскресенье они отмечают помолвку. Мы тоже приглашены.

— А что? Почему бы нет?

— Я подумал, странно все-таки, как любовь соединяет людей. Ты не находишь?

— Чепуха. Ничего странного тут нет.

— Этот человек собирает камни. У него их полные карманы. И вот на лугу, у самой дороги, он нашел скарабея на кожаном шнурке. Правда, ему пришлось вымыть находку, следов никаких не осталось. Но кто-то носил этого скарабея на шее. А потом выбросил. Зачем выбрасывать скарабея, да еще такого красивого?

— Наверно, владелец решил, что от него нет больше никакого проку.

— И сразу выбросил? Не спрятал в ящик стола? Ведь какое-то время скарабей ему помогал, иначе бы он его не носил. Значит, еще ценил его, хоть он и не помогал.

Хедвиг надолго задумалась, потом сказала:

— Наверно, он вдруг возненавидел скарабея. По вполне определенной причине.

— И что же это за причина, по-твоему?

— Любовная история. Та, что подарила ему скарабея, ушла от него. Это единственно возможная причина.

По небу чиркнул зигзаг молнии, потом еще и еще, громовые раскаты следовали один за другим. Мощный порыв ветра заставил тополь склониться, налетел на иву, зашумел в тонких ветвях. И вот уже на стол упали первые капли дождя. Хункелер с Хедвиг собрали тарелки и бокалы, побежали в дом.

Дождь хлынул как из ведра, сверкали молнии, громыхал гром. С неба хлестали потоки воды. Они устроились на кровати Хедвиг, а окно закрывать не стали. Свежий, почти холодный воздух врывался в комнату, сырой и душистый. Тело у Хедвиг все еще пыхало жаром, влажное то ли от пота, то ли от дождя, от которого они спасались. Летнее тело, красивое и внезапно очень алчное.

После они лежали на кровати, а за окном по-прежнему громыхало.

— По-моему, они решили утопить всю округу, — сказала Хедвиг. — Любовь словно бы в Ноевом ковчеге. Кругом потоп, а в ковчеге двое занимаются любовью. Кстати, как звали жену Ноя? Не знаешь? Интересно, почему и тут известно только имя мужа, а имя жены кануло в забвение?

— Потому что Библию написал Бог, а Он — мужчина, а не женщина.

— По-твоему, это справедливо? — спросила Хедвиг и села на кровати.

— Ну, не знаю…

В следующую секунду он вдруг вскочил и выбежал из лома, как был, голышом. Помчался к орешине, схватил корзину, занес в дом и поставил в комнате на стол. Цыплята выглядели так, словно побывали в стиральной машине.

— Что теперь делать? — спросила Хедвиг, подойдя к столу.

— Сейчас мы оденемся, ты принесешь таз, положишь их туда, возьмешь фен и будешь их сушить, пока они не распушатся и не согреются. Я схожу в ригу за другой корзиной и опилками. Мы посадим их туда и на ночь оставим в комнате.

Проснувшись, он услышал шорох, ровный, ненавязчивый. Свет в комнате был серый, прохладный, как ему показалось. Лежал он под одеялом, рядом с Хедвиг. Она крепко спала, тихонько посапывая. Под коленкой было что-то теплое — он сунул руку под одеяло и нащупал кошку.

Потом послышался звонок, назойливый, сердитый. Хункелер закрыл глаза, подождал, но трезвон не утихал. Надрывался телефон в коридоре.

Хункелер встал, положил кошку Хедвиг на живот. В комнате мимоходом заглянул в корзинку на столе. Цыплята спали, сбившись в желтенький шар. Он снял трубку. Мадёрен.

— Слушай, старик, к сожалению, вынужден поднять тебя из пуховых перин. Увы-увы!

— Только не сейчас, — сказал Хункелер. — Тут все в тумане. Я намерен вздремнуть еще часиков десять.

Из соседского коровника доносился шум доильного аппарата, мычанье, лязг цепи.

— Мне очень жаль, — продолжал Мадёрен, — но час назад, точнее, в пять часов пятнадцать минут в «Анкаре» взорвалась бомба. Полагаю, я обязан поставить тебя в известность, иначе опять устроишь мне разнос.

У Хункелера вдруг замерзли ноги. Холод выползал из выложенного плиткой пола, растекался по телу.

— Значит, сейчас четверть седьмого, — сказал он.

— Верно.

Хункелер размышлял. Вот только что ему снился сон. Про какой-то водоем, про мутный пруд, где плавала громадная рыбина. Больше он толком ничего не запомнил.

— Кто-нибудь погиб или пострадал?

— Нет. В четыре они закрыли лавочку. И в компьютерной тоже никого не было. Словом, убивать никого не собирались, хотели только уничтожить компьютеры, и все.

— Но вы ведь держали «Анкару» под наблюдением?

— Мы регистрировали всех входящих и выходящих. Они к взрыву отношения не имеют. Злоумышленники пришли через задний двор и бросили взрывное устройство в окно компьютерной.

— Вот как, поздравляю. Чертовски эффективно работаете.

— Ладно, — сказал Мадёрен, — добивай меня, чего уж тут. По крайней мере, ты проснулся.

Он положил трубку.

Хункелер вышел из дома, помочился в траву. С листьев орешины капала вода, капаю и из водостока, который наверняка опять засорился. Напротив сосед катил тачку к навозной куче.

Через полчаса он уже выехал в город. Вся дорога была полностью в его распоряжении — суббота есть суббота. Но он все равно ехал не торопясь, зная, что спешить некуда. Возле Труа-Мезон достал из кармана записку, полученную от Рут Кюнцли, и набрал номер мобильника Иова Хеллера.

— Да? — отозвался тот.

— Не волнуйтесь, я просто хотел проверить, можно ли с вами связаться, — сказал Хункелер. — Вы где сейчас?

— Сидим с Рут в кафе на стоянке «Альтдорф», на автобане. Завтракаем. Яичницу с ветчиной едим. А что?

— Полтора часа назад компьютерная в «Анкаре» взлетела на воздух.

— Что ж, я примерно чего-то такого ожидал. Хорошо, что мы слиняли. — Иов Хеллер отключился.

Хункелер позвонил в справочную, спросил телефон кафе на стоянке «Альтдорф», южное направление. Набрал указанный номер и довольно долго объяснялся с женщиной, которая, видимо, сидела там за кассой.

— Молодая пара, — несколько раз повторил он, — мужчина носатый такой, с залысинами на лбу, в остальном непримечательный. А женщина — здоровая, как лошадь, костлявая, широкобедрая, в тесных джинсах. Они заказали яичницу с ветчиной.

— Да, — наконец ответила кассирша на певучем диалекте кантона Ури, — есть такие, сидят за столиком, завтракают. С ними собака.