Подражание королю - Светлана Климова

«Всю жизнь она меня доставала, даже теперь, — сказал себе Павел Николаевич, дрожащими пальцами нащупывая ключи от двадцать четвертой в кармане брюк. — Но теперь этому конец». Прежде чем достать связку, он дважды для верности нажал кнопку звонка, потому что из-за двери приглушенно доносилась какая-то музыка.

На звонок никто не отозвался.

Как только Романов вошел в пустую прихожую, на него обрушилась лавина рэпа, будто он по ошибке попал в негритянский ад. Отвязный громила по имени Тупак ревел из открытой комнаты сына, как «боинг» на взлете.

Романов в три прыжка достиг цели и, вложив все свое омерзение в жест, вдавил большим пальцем клавишу кассетника. Тот стоял на полу среди разбросанных вещей парня.

Медленно расправляя усталую спину в благословенной тишине, Павел Николаевич огляделся. И сразу же заметил записку жены: «Коленька, я уехала на рынок, поешь в кастрюльке гречневую кашу и котлетку, не опоздай в школу».

Упомянутая кастрюлька, наполовину опустошенная, стояла тут же, на письменном столе, рядом валялись ложка и надгрызенный огурец. Изжеванная ночная пижама сына покоилась на сиденье стула, облитого чем-то липким, одна штанина была разорвана до колена.

«Снова в школу опоздал», — вздохнул Павел Николаевич, отметив, что в отсутствие Сабины сын позволяет себе не только врубать музыку на полную мощность, но и вести себя как свинья. «И это гораздо лучше, чем бесконечная тирания старухи», — внезапно подумал он.

На кухне было почище, голод снова напомнил о себе, однако Павел Николаевич решил, что, пока дом пуст, следует наведаться в апартаменты тещи.

Господи, пришло ему в голову, теперь все пойдет по-другому, он перестанет пугаться даже шарканья собственных шлепаццев, и никто — понимаете: никто! — не посмеет запрещать мальчишке слушать эту чертову рэповину, кроме отца. Потому что право на это имеет только глава семьи…

Комнату Сабина оставила открытой, и он не без трепета переступил порог.

Балкон был открыт, кресло сложено, а постель убрана — значит, их высочество встали в добром здравии и планировали весь день провести на ногах. В беспорядке лежали лишь книги, а в остальном — та знакомая смесь педантизма и девической рассеянности, всегда царившая в комнате тещи.

Как и предполагалось, ящик письменного стола оказался по-прежнему заперт, однако Павел Николаевич был к этому вполне готов. Прежде чем приступить к делу, он посетил туалет, а на обратном пути, в прихожей, заблокировал замок входной двери.

Объяснять жене или кому бы то ни было свои поступки не входило в его планы.

Ящик поддался сразу. Первым делом он вернул на место паспорт Сабины, решив пока остальные документы не трогать. Содержимое ящика было тем же, что и в момент первой ревизии, однако пачка .зеленых двадцаток отсутствовала.

Это осложняло ситуацию, и Павел Николаевич, задвинув ящик на место, приступил к поискам денег.

Гильотина могла спрятать доллары где угодно в доме, поэтому искать их сейчас — лишь потратить время и истрепать себе нервы вконец, решил Павел Николаевич, заглянув к теще в шкаф, в плоский чемоданчик на антресолях и порыскав на балконе. Вместо этого он изъял из паспорта кредитную карточку и запер ящик стола — теперь уже ключом, который во время поисков денег обнаружил в кармане теплого халата Сабины Георгиевны.

Выйдя в прихожую, он вернул на место стопор замка и отправился на кухню.

На полпути его остановил резкий телефонный звонок.

Павел Николаевич даже присел от неожиданности, а затем, не разбирая дороги, метнулся к аппарату и схватил трубку. Ладони сразу же стали мокрыми.

В трубке шуршало, доносился уличный шум.

— Я слушаю, — сказал Романов. — Говорите!

— Готово, — произнес знакомый голос на другое конце провода, Романов молчал, дыша в микрофон.

— Я говорю — готово, — повторил голос. — Ты меня понял?

— Да-да, — быстро сказал Павел Николаевич. — Понял…

— Тогда порядок.

Трубку повесили, и на секунду Романову показалось, что воздух в квартире стал вязким, будто глицерин, и пахучим, как в тропиках. В ушах шумело, и этот звук напомнил ему гул отдаленного океанского прибоя.

В десять тридцать пять жена застала его на кухне, поглощающим яичницу с остатками гречневой каши. Муж восседал за столом, выложив на него локти, аппетитно чавкая и уставившись в свернутую пополам газету.

— Ты дома? — обрадовалась она. — И никуда не уходишь?

Он мотнул головой, словно отгоняя муху.

— Мне удалось купить отличную рыбу. Поможешь почистить, Павлуша?

Павел Николаевич брезгливо покосился на скрюченные промороженные тушки, которые жена вывалила в мойку вместе с немытой посудой.

— Уйду сразу же после обеда, — сообщил он, придвигая к себе чашку с остывшим чаем.

— Сколько народу на рынке! — продолжала Евгения Александровна, разгружая сумку. — Поразительно: все плачутся, что нет денег, однако торговля идет вовсю… Я купила до списку все из того, что ты мне дал, осталась мелочь, несколько сотен… Между прочим, даже Степану прихватила с полкило говядины, обрадую маму. А кстати, где она, что-то ее не слышно?