Современный детектив. Большая антология. Книга 1 - Карстен Дюсс

свои свертки и билет, ее мозг работал, планируя и высчитывая. Что если ее рискованная затея провалится? Если она не привлечет внимание людей в Опере — если к ней не подойдут мужчины и женщины, которые могут открыть для нее путь в новую жизнь, — тогда она потеряет все ее грязно заработанные деньги и вновь вернется на улицу. Но ее затея не должна провалиться.

В тот вечер она накрасила губы вызывающей темно-красной помадой, а глаза подвела черным карандашом. Она расчесала волосы и уложила их в новую гладкую прическу и надела темно-синее платье. Согласно последней моде, оно полностью открывало спину и подчеркивало молочную белизну кожи. Алиса чувствовала себя развратной, потому что выставляла напоказ столько собственного тела, но она также чувствовала себя очень возбужденной.

У нее были длинные шелковые перчатки, которые было положено носить с вечерними платьями. Алиса натянула их на обнаженные руки. Перчатки доставали ей до локтей, и если платье поражало и до этого, то теперь контраст темного шелка с обнаженными алебастровыми плечами придавал ее облику еще большую нескромность. И это тоже, думала Алиса, пребывающая где-то между восхищением и паникой, делало ее необычайно сексуальной. Она обдумала это последнее слово, и алые губы изогнулись в улыбку в зеркальном отражении. Она никогда не думала раньше, что может быть сексуальна. Но она была, она была. Если бы только мужчина с золотисто-карими глазами мог видеть ее такой… Нет. Не думай о нем.

Она постаралась прогнать боль потери, накинула подбитую соболем накидку на плечи и вышла на плохо освещенные улицы. Дорога была долгой, и, возможно, было довольно опасно идти по этим улицам одетой в вечерний наряд, но она не могла позволить себе сделать что-то другое. В богатой части города, где экипажи с грохотом ездили по широким улицам и где вокруг были ярко освещенные окна ресторанов и кафе, она почувствовала себя в безопасности, хотя у нее желудок сводило от голода, а мысли, казалось, полностью смешались от страха. Я одета экстравагантно, у меня накрашено лицо, и я покрасила волосы. Я выгляжу совсем не так, как выглядела на протяжении последних восемнадцати лет, и я думаю, это именно тот вечер, когда все что угодно, — все что угодно! — может случиться со мной.

Пока она поднималась по ступенькам и входила в Оперу, у нее было чувство, будто она пересекала какую-то невидимую черту. Вот оно, думала она. Вот тот миг, когда я собираюсь покинуть один мир и войти в другой. Рубикон и Иордан, и долины решений и судьбы…

Она сделала глубокий вдох и вошла.

* * *

Сначала просторные залы Оперы, духота и бриллианты изумили ее. Ей казалось, что она шла сквозь плотную стену света, шума и движения. Но Алиса заставила себя казаться невозмутимой и отрешенной, и уже через секунду она знала, что несколько человек обернулись посмотреть на нее. С любопытством? С неодобрением? Мне плевать на неодобрение, подумала Алиса. Меня больше волнует, если они не заметили меня.

Но люди заметили ее. Мужчины были заинтригованы, а женщины раздражены появлением этой незнакомки, которая привлекла всеобщее внимание. Алиса почувствовала прилив восторга. Я перешла этот невидимый порог; я в новом мире, и нет пути назад.

Возвращение в прошлое было последним, что она намеревалась сделать. Она оставалась там, где была, оглядываясь, слушая и наблюдая. Вот тот момент, когда ты должна казаться очень уверенной в себе, говорила она сама себе, когда ты должна смотреть вокруг с пренебрежением, потому что ты привыкла ко всему этому, помни. Ты привыкла к толпам роскошно одетых дам и кавалеров — ты даже находишь их немного скучными и, возможно, нелепыми, — и ты привыкла к пышным комнатам, освещенным сотнями свечей. Больше всего ты привыкла к мягкому благоухающему аромату богатства, потому что ты сама невероятно богата. Чем больше, тем лучше.

Но не делай пока что ничего, говорил Алисе ее внутренний голос, и самое важное — не ищи свое место и не гляди с волнением на свой билет. Подожди, пока кто-нибудь подойдет к тебе и проводит тебя туда. Кто-нибудь определенно это сделает — если ты достаточно сильно во что-то веришь, это произойдет.

И более того, молись Богу, которого ты когда-то знала в английских церквях, чтобы никто не узнал тебя, чтобы никто не потребовал вышвырнуть тебя…

— Но никто не узнал тебя, ведь так? Никто не потребовал, чтобы тебя выгнали?

Огонь горел в камине, и тени прокрались в английский садик, но каким-то образом двое в комнате перенеслись в другую страну и в другое время. Они вернулись в ту ночь, в то далеко прошлое, когда темноволосая женщина в шелковом вечернем платье и подбитой соболем накидке вошла в прекрасную Венскую оперу и посмотрела на собравшихся с холодным безразличием.

На губах Алисы снова заиграла улыбка.

— Нет. Нет, никто не узнал меня. Трое из обслуги подошли ко мне, и двое из них проводили меня до моего места. Там была лестница, по которой нужно было спуститься — я, конечно, понятия не имела, куда мы идем, — но я спускалась по той лестнице так невероятно медленно, что это заставляло всех остальных останавливаться. Люди что-то раздраженно бормотали, но я делала вид, что не слышу. Я не смотрела ни направо, ни налево, но чувствовала, что все смотрят на меня. — Глаза Алисы сузились, когда она вспомнила эту забаву. — Но ты все это знаешь. Ты также знаешь кое-что из того, что произошло в этой истории после.

— Да, но все равно расскажи.

Ее рассказ был похож на магическое заклинание, при помощи которого можно было открыть двери в тот давно ушедший мир, возродить воспоминания о людях и приключениях. Это заклинание могло оживить ту женщину, которой Алиса была на протяжении всех прошедших лет, — ту таинственную прекрасную даму.

И Алиса, поняв желание своего маленького слушателя, медленно произнесла:

— Тем поздним вечером тысяча девятьсот двадцать восьмого года молодая английская девушка по имени Алиса Вера Уилсон покинула неубранную комнату в Старом городе…

А баронесса Лукреция фон Вольф вошла в знаменитую Венскую оперу и заняла свое место, которое стоило ей ее последних шиллингов.

Глава 16

Алиса не придала большого значения тому, что было написано на афише вечернего концерта и на билете, который она купила. Она целиком сконцентрировалась на том, чтобы быть Лукрецией, этой властной, презрительной по отношению ко всем баронессой, которую она с такой тщательностью создавала. Эта леди могла быть какой угодно национальности. Она говорила