Красное озеро - Кеннет Дун

всякого. И себе положила столько же. Он все быстро съел и смотрит на блюдо, мол, неплохо бы добавки. Ну, вы знаете этих вальдшнепов, там и грызть-то нечего. И тут видит, что Агги уже давно со своей порцией расправилась и новую себе положила. И косточки обгладывает, аж со ушами трещит. А про жениха вроде как забыла. Ну, он все еще влюбленный, понимаете, не будь дураком, сам себе мясо на тарелку кладет. Художники, они такие. Быстро приспосабливаются. В общем так они и едят молча. Она себе подкладывает, он тоже старается не отставать. И вдруг Льюис видит – на блюде уже последний птенчик остался, а Агги к нему свою лапу тянет.

Тут бы что делать нормальному мужику? Дать бабе по руке, а лучше и тычка в зубы для верности, чтобы вспомнила, кто в доме теперь хозяин. Льюис уже и хотел было на нее прикрикнуть, что кусок-то по праву его, но тут, говорит, что-то такое увидел в ее глазах… В общем, он почувствовал, что если сейчас у нее из-под носа этого вальдшнепа выхватит, то запросто может получить кулаком в глаз. Художники, они такие, все тонко чувствуют. К тому ж Агги и потяжелее была, так что в прямом столкновении еще неизвестно кто бы победил. Ну и она схватила молча эту последнюю тушку, и за секунду с ней разделалась не хуже волкодава. А потом побежала в кухню за пирогом. А Льюису, понимаете, уже кусок в горло не лезет. Он что-то промямлил, что уже сыт, так Агги только языком поцокала и на его глазах две трети пирога умяла в один момент.

Тут он и подумал, что если каждый раз теперь придется с Агги за еду бороться, то он, пожалуй, не сдюжит. И это ж сколько ему придется картин своих малевать, чтобы ее прокормить и самому с голоду не помереть. Долго думал, дня два не просыхал. А потом, видимо, решил, что не готов к семейной жизни. Объясниться с Агги с глазу на глаз тоже не решился, вот и сбежал по-тихому. Только вы мне обещали, Бартоломью. Никому об этом не слова. Льюис бы сволочью и точка. Если Агги узнает, что я про нее какие-то слухи распространяю, она и мне всыпать может.

Я пожал плечами, подумав, что эта история была порождением буйной фантазии Шейна О’Коннора. Вряд ли кто-то способен бросить невесту, за которой ухаживал полгода, только из-за того, что она оказалась невоспитанной хозяйкой и обглодала последнюю птичку. Мне, например, всегда больше импонировали женщины с хорошим аппетитом, чем те, которые с мученическим выражением на лице гоняли по тарелке перепелиное крылышко и три горошины.

Шейн снова наполнил стаканы.

– У Агаты буйный нрав? – спросил я недоверчиво.

– А? Нет, что вы. Но ее старик в последние годы здорово закладывал за воротник, и Агги приходилось его силком отрывать от барной стойки и волочить домой. Мы все видели, как она управлялась со старым Джорджем Тремонтом. Он пытался поднять на нее руку, но девчонка себя никогда в обиду не давала, даже отцу.

– То есть вы не замечали… у нее приступов агрессии? Может, излишнего возбуждения?

– К чему вы клоните, Бартоломью?

– Может, вы слышали, что ее старшую сестру Фелиция забрали… в заведение для умалишенных? И моя жена боится, что безумие передается в их семье по наследству.

– Филли? В психушку?! Вот те раз. Агги уже лет пятнадцать не поминает сестру. Я думал, ну, мы все думали, что она заболела чем-то и умерла.

– Заболела, да. Чем-то вроде тяжелой шизофрении. Только я вам об этом не говорил, помощник шерифа Шейн. Это вроде как семейный секрет.

– Я могила! Сами знаете.

Мне показалось, что О’Коннор сильно переоценивает свои способности хранить секреты, и что я где-то совершаю ошибку, болтая с ним. Приятная легкость в голове сменилась мерцающим туманом, я специально произнес полную должность Шейна, чтобы проверить, насколько четко я выговариваю слова, и, кажется, не преуспел.

Шейн снова потянулся за бутылкой.

– Черт возьми, Бартоломью, что вы там себе надумали в своих городах! Да Агги самый здоровый человек из всех, кого я встречал. Да, она любит поесть и умеет дать сдачи, если на нее кто поднимет руку. И за словом в карман не лезет. Но вообще это самая добрая и щедрая женщина в Джаспер-Лейк. Филли была той еще оторвой, это правда. Вообще без царя в голове. А если вы говорите, что она оказалась в дурдоме, так попробуй поживи столько лет с Оскаром. Наверняка он и свел ее с ума, надеюсь, горит он в аду. И мне плевать, что он был вашим тестем. Более жестокого и властного мерзавца я не встречал, мы тут, знаете ли, привыкли называть все своими именами. Наследственное безумие, говорите? Ну, Джордж Тремонт немного помешался на контроле за младшей дочерью, но это и неудивительно после того, что вытворила Филли. А так я ни разу не видел, чтобы он бегал в женском платье по улице и утверждал, что его преследуют черти. Даже когда напивался в дым.

– А его жена? Мать Фелиции и Агаты.

– Миссис Тремонт? Я ее почти не помню. Она умерла, когда Агги была совсем крошкой, значит, и я был ребенком тогда. Ни слова плохого про нее не слышал. Знаю, что старый Джордж вроде как не горел желанием снова жениться, его вполне устраивало, что никто больше не указывает, во сколько ему возвращаться домой и когда уходить на охоту. А за девчонками всегда находилось кому присмотреть в поселке. Наверное, единственное, о чем он жалел, что у него так и не было сына. Поэтому Филли и выросла такой пацанкой. А когда он очухался и взялся за Агги, то превратил ее практически в бесплатную прислугу. Ну, плохо, конечно, что девушки росли без материнской заботы. Но я ни разу не слыхал, чтобы кто-то обзывал Тремонтов сумасшедшими. Не-а, Бартоломью, если у этой семейки и была проблема, то имя ей – Оскар Коэн.

– Он чем-то вас лично обидел, Шейн?

– Меня? С чего бы? Он в Донкастер даже носа не казал. Считал нас вроде как деревенским отребьем, а соседей из Джаспер-Лейк в грош не ставил. Последний раз его тут видели, когда я еще в школе учился. Закатывался со своими городскими друзьями с таким видом, будто они владеют всей округой. Ходили тут везде и только морщили нос: ах, грязь, ой, нищета, то ли дело у нас в Нью-Хэйвене или на Кейп-Код… Так и