Дорогое утешение - Евгений Евгеньевич Сухов

затем в ходе расследования убийства оказалось, что это сама Короткова подговорила своего любовника Назара Кирпичникова порешить ее мужа и, по прошествии времени, соединиться с ним в счастливом союзе посредством законных брачных уз. Так что обильные женские слезы, увы, не всегда непреложный факт непритворной скорби.

Какие только мысли не приходят, когда сталкиваешься с преступлениями. Подозреваешь всех! Скорее всего, женщина искренне оплакивает гибель своего мужа.

— Гражданка Штуцер, пройдите в свою квартиру, осмотрите ее как следует и скажите нам, что именно пропало, — предложил Щелкунов. — Нам важно знать причиненный ущерб.

Генриетта Адольфовна кивнула и вошла в квартиру. Пробыв в ней с четверть часа, она подошла к Виталию Викторовичу и сообщила, что недостает ее украшений и денег в размере пятнадцати тысяч, что лежали в картонной коробочке в бельевом шкафу.

— На «Победу» копили, — пояснила она майору Щелкунову не моргнув глазом.

Когда же была составлена опись украденных драгоценностей, стало понятно, что чета Штуцер давно могла позволить себе покупку автомобиля, при желании — даже несколько таких автомобилей, как «Победа». Просто больше одной машины им бы не продали. Да еще бы все деньги были заработаны праведным путем…

И все же главное заключалось в другом: входную дверь в квартиру четы Штуцер открыли «родным» ключом или специально изготовленным дубликатом.

— Скажите, сколько у вас всего ключей от квартиры? — задал вопрос майор Щелкунов.

— Два, — уверенно ответила Генриетта Адольфовна, продолжая всхлипывать и вытирать глаза платком.

— То есть у вас и вашего мужа. Я правильно понимаю?

— Именно так, — согласно кивнула женщина, ставшая несколько часов назад вдовой, и тотчас добавила, припомнив: — Есть еще третий комплект. Но он лежит в комоде, и его никто не трогает.

— А можно на него взглянуть? — попросил Виталий Викторович.

— Да, конечно.

Они прошли в зал, и хозяйка квартиры открыла верхний ящик массивного комода из красного дерева.

— Вот он, — указала вдова на связку ключей, лежащую в переднем правом углу выдвижного ящика. — Как лежали себе, так и лежат. Ничего с ними не произошло.

— Спасибо, — поблагодарил майор, думая про себя, что как-то странно все это. — А свои ключи вы не теряли?

— Нет, — покачала головой Генриетта Адольфовна.

— А муж ваш не терял?

— Он тоже ничего не терял. Если бы это произошло, он обязательно бы мне об этом сказал, — уверенно произнесла Штуцер.

Выходило, что дверь в квартиру убийца открыл дубликатом ключа. Но как ему удалось заполучить этот самый дубликат?

В случившемся преступлении имела место еще одна деталь, на которую непременно следовало обратить внимание: директор ресторана «Столица» сначала был оглушен, а потом ему перерезали горло.

— Что вы об этом думаете? — повернулся майор к судмедэксперту, стоящему рядом.

— Я бы так сказал… Пострадавшему не просто перерезали горло, а нанесли сильный удар острым предметом как раз по сонной артерии — чтобы уж наверняка, — ответил судмедэксперт. — Причем убийца знал, как нанести удар.

— А резали чем, скальпелем?

— Возможно, — немного подумав, согласился эксперт. — По крайней мере, орудием преступления является очень острый режущий предмет… — Он немного помолчал, после чего добавил: — Да, скорее всего, это был скальпель.

Но доктор Горюнов находится в КПЗ. Кто же в таком случае так умело порезал Аркадия Семеновича Штуцера?

⁂

Опрос соседей по дому убитого Штуцера также ничего не прояснил. Никто из подозрительных личностей ни рядом с домом, ни в подъезде не наблюдался, и вообще чужие люди заходят в этот дом крайне редко, разве уж только любопытные, которые желают взглянуть на лепнину на потолках и на статуи вдоль стен, оставшиеся еще с царских времен. А что касается четы Штуцер, так о них все отзывались исключительно положительно: интеллигентные, культурные, даже здороваются всегда с улыбкой.

Сосед снизу, бывший заведующий организационно-инструкторским отделом областного комитета партии, искренне скорбящий о смерти Аркадия Штуцера, рассказывал Щелкунову, едва сдерживая слезу:

— На мой юбилей, мне неделю назад шестьдесят пять стукнуло, Аркадий Семенович большое одолжение сделал. Помог достать и сырокопченую колбаску, и копченого угря, и мясную вырезку, и икорку черную, и настоящий коньячок, и фрукты там разные… Так что хороший был человек Аркадий Семенович, что бы про него ни говорили.

— А что говорили? — ухватился за последнюю фразу Виталий Викторович.

— Да всякое, — с легким негодованием глянул на милицейского майора бывший партийный функционер. — Говорили, что Аркадий Семенович якобы подворовывает. Мол, на таком месте сидеть и не воровать просто невозможно! Нонсенс, дескать, так не бывает. А он просто добрый был, людям помогал…

— Не бесплатно, разумеется, — слегка съязвил старший лейтенант Федор Гапоненко, выехавший вместе с майором Щелкуновым на место преступления.

Служил он в отделе Виталия Викторовича немногим более трех месяцев, однако коллеги успели заметить его острую нелюбовь к разного рода спекулянтам и ушлым торгашам.

— Брал, конечно, небольшую копеечку, не без того… Но это все без обид! Если покупать такие товары на базаре, можно по миру пойти! Ему ведь тоже все это не бесплатно доставалось, надо было хоть как-то свой труд окупить, — вздохнул пенсионер и, глянув на оперативника, спросил: — Вот вы, к примеру, молодой человек, видели, чтобы деликатесы бесплатно раздавали? «Берите, мол, граждане дорогие, кушайте себе на здоровье. Вот вам икорка, вот колбаска копченая, а вот еще и балычок, самый что ни на есть свежайший! А об оплате не беспокойтесь, все дается бесплатно…»

Старший лейтенант Гапоненко в ответ на доводы пенсионера благоразумно промолчал. Он, конечно же, не наблюдал, чтобы икру и коньяк давали людям задаром. Да и не верил, что такое вообще возможно…

Убиенного гражданина Штуцера, покрытого несвежей простынкой в застиранных желтоватых разводах, отвезли на «труповозке» в морг. Майор Щелкунов со своей группой выходил из подъезда, когда к нему подошла старушка в цветастом старомодном платье и в галошах огромного размера поверх шерстяных носков ручной вязки. Такое платье никак не вязалось с простодушным лицом пожилой женщины явно деревенского происхождения. Поверх слишком просторного для старушки и некогда шикарного платья была надета обыкновенная армейская телогрейка, стянутая в талии армейским ремнем. Старушка глянула на Виталия Викторовича острым глазом, сразу определив в нем старшего, и произнесла:

— А я ведь, милок, видела убивца-то.

— Это как? — удивленно поднял брови майор, уже потерявший всякую надежду отыскать свидетеля.

— Как, как, — проворчала старушка, — глазами видела… Вот как тебя сейчас. Я, вишь ли, тута подъезды убираю кажную неделю. И седни тоже убиралась. Жильцы-то в этом доме дюже непростые живут. К чистоте и порядку привыкшие. К некоторым и на хромой козе не подъедешь. Вона, в десятой фатере, писатель очкастый проживает с белой собачкой. Верно, зрение свое попортил, буковки свои все время выписывая на листики. А