Суд короля - Э. М. Пауэлл

Внезапно комнату озарила вспышка молнии, а последовавший тут же удар грома был настолько силен, что Барлинг поневоле встревожился за крышу.

— Господи помилуй! — взвизгнул Осмонд.

А потом, словно задержанное на миг и вновь испущенное дыхание, раздался частый перестук капель начинающегося ливня.

Со двора донеслись крики разбегающихся по домам селян.

Барлинг нахмурился:

— Вы поедете в дождь, Стэнтон?

— Никак ненастья испугались? — издевательски поинтересовался Эдгар.

Стэнтон пожал плечами:

— Все хорошо.

Из угла залы раздался дробный стук падающих с потолка капель:

— Только не это! Чума их всех дери! — Эдгар выбежал прочь, сзывая слуг.

— Мне нужно идти, Барлинг, — сказал Стэнтон.

— Я помогу вам собраться. — Выходя, клерк бросил последний взгляд на убитую горем Агнес. Сколь грешной она ни была, сердце ее теперь разбито. Ему была знакома эта боль, и Барлинг мысленно произнес молитву за Агнес, хотя не особо-то верил, что она хоть сколько-нибудь поможет.

Новый удар грома сотряс здание.

А потом перестук дождевых капель превратился в размеренный несмолкающий рев.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Барлинг надеялся, что ночная буря прогонит жару, но она ее лишь усугубила.

Барлинг вновь вытер лицо, сидя в пиршественной зале Эдгара над разложенными бумагами.

Гром и молнии прекратились, но дождь по-прежнему шел, насыщая воздух неприятной сыростью. Этой ночью клерк лег прямо поверх одеял и всю ночь купался в собственном поту. Он даже представить не мог, каково сейчас Стэнтону, отправившемуся сквозь бурю верхом.

В разыгравшейся непогоде хорошо было только одно — теперь все, включая Эдгара, сидели по домам. Вопли лорда о необходимости искать Линдли смолкли, едва сочащаяся, словно из дырявой корзины, вода залила его личные покои.

— Это же ненадолго?

Барлинг поднял глаза на звук раздавшегося от дверей молодого женского голоса.

Господь свидетель, Агнес Смит умела появиться совершенно не вовремя. Но Барлинг спрятал свое раздражение. Делу это никак не поможет.

— Надеюсь, что нет, Агнес. Спасибо, что согласились прийти, — он указал на стул напротив себя по другую сторону длинного стола, — садитесь, пожалуйста.

— Я и постоять могу, — сказала женщина. — Не устала.

Бледное лицо и красные круги вокруг ввалившихся глаз красноречиво свидетельствовали об обратном, но клерк и тут не собирался ни на чем настаивать, опасаясь спугнуть Агнес неловким словом. В своем нынешнем состоянии Агнес могла попросту развернуться и уйти.

— Надо отдать вам должное, держитесь вы молодцом. Но отдых поможет сохранить силы для… на будущее.

— На будущее? — Агнес подошла к стулу и опустилась на него. — Вы про похороны? Похороны Томаса моего? Говорите прямо, не надо меня обхаживать.

Под прямым вызывающим взглядом женщины Барлингу вдруг подумалось, что, возможно, ему следовало бы отправиться к матери Дина вместе со Стэнтоном. Но нет. Нельзя было оставлять Эдгара в его нынешнем состоянии единственным ответственным за закон в Клэршеме.

— Я ценю вашу готовность помочь, Агнес, и постараюсь не отнять у вас много времени. — Клерк заглянул в свои записи. — Я знаю, что мои вопросы могут причинить вам боль, поэтому заранее прошу прощения.

— Боль не смерть.

Барлинг молча пропустил эту замечание:

— Агнес, вы можете описать свои взаимоотношения с покойным отцом, Джеффри Смитом?

— С папой? — Она озадаченно подняла брови. — Любила я его. Очень сильно любила.

— Вы с ним когда-нибудь спорили?

— Конечно. — Женщина пожала плечами и добавила как само собой разумеющееся: — Я со всеми спорю.

— А насколько серьезными были ваши споры с отцом? — спросил Барлинг.

— Я любила отца. Он любил меня. — Агнес твердо кивнула. Ее глаза заблестели, но на щеки не упало ни одной слезинки. — Но он очень злил меня, заставляя выйти за Бартоломью. А я хотела выйти только за Томаса и никого другого.

— Не за Саймона Кадбека?

— Откуда вы?.. — Она гневно воззрилась на клерка. — Нет. Не за Саймона.

— Но ранее вы были близки с Кадбеком.

— Увлечение… — Она пожала плечами, вновь уводя взгляд. — Ничего больше. Слухами земля полнится, да?

Барлинг не ответил, сделав вместо этого еще одну запись. Либо Агнес лгала, либо неправду сказала Хильда Фолкс.

— Давайте вернемся к вашему отцу и его несогласию на ваш брак с Томасом Дином. Скажите, а до этого он когда-нибудь запрещал вам что-нибудь?

Ответом был удивленный взгляд.

— А с чего это ему запрещать? Мы с отцом всегда одного и того же хотели.

Теперь пришла пора Барлинга недоумевать:

— Как это?

— Мама умерла, когда меня рожала, вот я и привыкла быть для папы единственным близким человеком. Да мне это и нравилось. Мужчинам вообще лучше живется. Женщинам приходится делать то, что им велят, — волосы там прикрывать, глаза держать долу, помалкивать. Но только не мне — хотя тут уж сами женщины без конца твердили, что я не то делаю. А папа не возражал. Гордился всегда мною. Показывал, как что в кузне делать. Мне там ужасно нравилось.

Лицо Агнес просветлело при этом воспоминании, а дождь знай себе шумел за стенами залы.

Барлинг молчал, опасаясь напомнить ей про то, во что сейчас превратилась кузница со своими забрызганными кровью стенами.

— Нравилось, — повторила Агнес, — мне там даже уютней было, чем дома. Как ни возьмусь вспоминать, все кажется, что на улице зима, но какой бы мороз снаружи ни стоял, сколько бы там льда со снегом ни намело, в кузне всегда тепло и уютно было. Папа специально для меня стул вырезал, и я на нем всегда подальше усаживалась. Смотрела, как он берет серое железо и докрасна его калит. А оно будто оживает. Потом со всей силы бьет молотом, и эта полоска во что-то новое начинает превращаться. В полезное что-то, красивое. Я тоже так научиться хотела. О большем и мечтать не могла. — Она протяжно вздохнула. — Коли такое дело делаешь, в жизни добродетель есть. — И вдруг ее лицо мигом посуровело. Она добавила: — Да только если тебе позволят. В детстве папа мне во всем потакал — показывал, как молот держать, как то сделать да се. И ни разу не сказал, что мне нельзя будет этим заниматься, когда вырасту. Задурил мне голову. Думал, наверное, что это так — игрушки, — она упрямо выставила подбородок, — но я-то к этому серьезней некуда относилась.

— Не сомневаюсь.

— А потом однажды сказал, что сама я никогда не смогу в кузнице по-настоящему работать — разве что муж мой, а это ж, мол, почти то же самое. Я тогда несколько дней кряду бесилась, все никак успокоиться не могла. Папа не знал, как меня успокоить.

Барлинг натянуто улыбнулся, подумав, что Хильда Фолкс была права — Джеффри