Руководство королевы красоты по убийствам - Кристен Бёрд

Фишер – это такое млекопитающее, живущее в Канаде. Другое название – куница-рыболов… Одинок, как рыболов. Мои бабушка и дедушка из Альберты и часто использовали это выражение.

– А, понятно. Мне больше нравится «одинокий волк». Звучит более дерзко.

Он почти улыбнулся, и я поняла, что мне нравится, как расслабляются его плечи. Казалось, он вот-вот перейдет к более приветливой манере, но в этот момент его рация запищала, и шериф тут же вернулся в деловой режим.

Он вслушивался в помехи.

– Связь здесь, конечно, ужасная.

Я кивнула, чтобы показать, что не смею его задерживать. Он повернулся и ушел.

Я хотела поскорее забыть об этой пародии на общение. По мере приближения к утреннему чаю мне почти удалось убедить себя, что, несмотря на чье-то проникновение в мою комнату, мне не нужна помощь шерифа… пока.

Окна веранды пропускали утренний свет, но каркас вокруг них выглядел как гигантские черные паучьи лапы, раскинувшиеся над женщинами. Вдоль стен висели растения всех видов и размеров: каролинский жасмин, лианы глицинии, бостонские папоротники, даже несколько суккулентов.

Ярко одетые женщины устремились внутрь на наше первое официальное мероприятие сегодняшнего дня, и я не могла не смотреть на них с новыми подозрениями. Может, это одна из них оставила сообщение в моей постели? Я допускала возможность, что фотографии подбросил доктор Беллингем, но не была в этом убеждена. Ему пришлось бы войти в коттедж участницы незамеченным, а это не так-то просто. А вот если это женщина…

Возможно, у него есть сообщница?

Я зарегистрировалась за стойкой под центром стеклянного купола как раз вовремя, чтобы выпить чай с судьями. Солнечный свет создавал прозрачное свечение и своего рода ореол вокруг других женщин, особенно блондинок, которых было как обычно слишком много.

Лэйси сделала мне макияж, нанесла на верхнюю губу чуточку вазелина и одела меня в светло-голубой длинный сарафан – и заодно научила меня отвечать на вопрос, «кто» на мне из модных брендов. Она также одолжила мне свою обувь – сандалии «Валентино» с ремешками – и заплела мои волосы в полукосу, доходящую до середины спины. Пока Лэйси творила эти чудеса, она еще и прорепетировала со мной несколько вопросов, чтобы я была готова произвести впечатление на судей.

– Каковы твои цели на эти выходные? – спросила Лэйси, нанося нюдовые тени для век. Я удивилась, в чем смысл таких теней, и получила в ответ, что нюд используют именно для того, чтобы выглядеть естественно. По мне, это звучит весьма двусмысленно, ну да ладно.

На вопрос о целях я ответила честно: выиграть денежный приз, найти мистера Финча и вызволить тетю ДиДи из тюрьмы, законно или нет. Судя по взгляду, который бросила на меня Лэйси, это не было правильным ответом.

– Ладно, ладно. Моя цель в эти выходные – познакомиться с другими участницами конкурса и стать лучшей версией себя.

– Уже лучше, – сказала Лэйси. – Но в следующий раз постарайся сказать это так, будто сама в это веришь.

Платье хлестало по моим лодыжкам, когда я пыталась пританцовывать, а не мчаться галопом по залу. Это было совсем не похоже на мой обычный наряд, но даже я должна была признать, что выглядела как человек, которому здесь самое место.

– Доброе утро, Дакота, – сказала женщина, протягивая мне карточку четыре на шесть с номером моего стола и временными интервалами, в которые я буду встречаться с судьями. Я узнала ее, когда она приложила руку к груди и тихо сказала:

– Я мама Обри.

– О… да… рада вас видеть!

Обри была одной из учениц на конюшне, девочкой из начальной школы с расстройством аутистического спектра. Она брала уроки верховой езды в качестве терапии. Я не занималась с ней лично, но помогала ухаживать за Беллой до и после занятий. Обри мало говорила, но они с лошадью часами обнимались и смотрели друг другу в глаза, если мы им позволяли. Мне нравилась эта маленькая девочка. Никто из нас не требовал ничего от другого, и мы разделяли интерес ко всему, что связано с лошадьми.

– Она все время говорит о тебе и Белле… Ну, то есть Обри, конечно, не болтушка, но каждый раз, когда она говорит, упоминает Беллу или Коду, милую леди, которая позволяет ей пользоваться щеткой и венчиком для копыт.

После всех трудностей за последние шестнадцать часов эти слова заставили меня почувствовать себя кем-то помимо некомпетентной неумехи.

– Спасибо, что рассказала, – поблагодарила я.

– Спасибо за терпение. Не все такие, как ты…

Последние слова прозвучали с подтекстом, который я не могла расшифровать прямо сейчас, поэтому просто улыбнулась и попросила указать, куда мне идти.

– Да, конечно, – мама Обри тут же вернулась к обсуждаемому вопросу с понимающей ухмылкой. – Судьи были здесь в течение последнего часа, завтракали и обсуждали всех вас. Я почти уверена, что слышала твое имя раз или два.

Я посмотрела туда, куда она указывала, и увидела головы всех трех судей. Они стояли рядом друг с другом, разговаривая. Оставалось только надеяться, что они говорили приятные вещи.

Я повернулась, чтобы найти свое место. За каждым круглым столом стояло по четыре стула, чтобы судьи могли перебирать участников партиями, с карточками и ручкой в руках, записывая все глубокомысленное или непристойное, что мы скажем во время короткой прелюдии. На каждом столе стояли различные пирожные, которые никто не собирался есть, а также чайник и кувшин с водой. В тонкой белой вазе в центре стола красовались три связанные вместе розы – красная, розовая и желтая.

Когда я добралась до своего места, Джемма уже была за столом. На ней было платье цвета лаванды, которое развевалось вокруг ног, и она сидела с идеальной осанкой и скучающим выражением на лице.

– О, как здорово, что ты здесь, – сказала Джемма, и ее голос не выдавал никаких признаков радости от встречи со мной.

– Доброе утро, – отозвалась я. – Как поживает доктор Беллингем?

– Я ему нравлюсь, – просто сказала она, изучая свои кутикулы. – И это главное.

У меня не было времени спросить больше, потому что как раз в этот момент с другой стороны ко мне подлетела Саммер.

– Ура! Снова вместе! – ее энтузиазм был почти заразителен.

– За исключением того, что мы кое-кого не учли в нашем маленьком упражнении по установлению связей, – заметила Джемма.

– Верно, – лицо Саммер вытянулось столь же выразительно, сколь равнодушной оставалась Джемма. – Бедная Савилла! Интересно, как она? Я была бы совершенно убита горем, если бы мой отец исчез.

Я нашла это утверждение любопытным по ряду причин, в первую очередь потому, что у меня самой отца никогда