Умный, наглый, самоуверенный - Вера Коркина

— Я сплю, — ответил он. Но заснуть уже не мог и сел ждать, когда откроется магазин.

В полчетвертого позвонили в дверь и стали кричать, чтобы он выключил музыку… Он не открыл и музыку не выключил. Еще чего… В пять снова застучали в дверь, но очень тихо и вкрадчиво. Пушкин пошел открывать и увидел покойного Митяйку. Тот стал гораздо ниже ростом, состарился на двадцать лет и почему-то надел пролетарскую синюю майку.

— Все равно ведь не спишь, — сказал гость.

— Ну.

— Так пусти, посижу с тобой.

— Проходи.

— Не боишься ночью чужих?

— Ты мне не чужой.

Митяйка присел на диван и потянулся за рюмкой.

— Можно?

— С каких пор ты стал спрашивать? Бери, что хочешь.

— Может, вырубишь музыку?

— Нет. Станет тихо. Как в гробу.

— Боишься гроба? Зря… — Митяйка забросил в рот содержимое рюмки и налил новую, не закусывая. — Я вчера был на похоронах, красиво. Сугробы выше головы, люди в черном. Ставят ящик водки, он проваливается на полметра в снег. Ни одной женщины, и мобильники звонят. Человек берет лопату, бросает землю, а телефон в кармане звонит. Цветы только красные, розы. Оркестр джазовый, вышли из автобуса, сыграли. Старуха-негритянка, лет восемьдесят, в золотом платье пела на ковре, я стоял, а слезы сами текли… Как будто в церкви побывал…

— А кого хоронили?

— Как кого? Тебя.

— Ну, меня, так меня, — согласился Пушкин. — А Левша был?

— Не знаю такого…

— А Гонец?

— Тоже не знаю…

— Тогда иди отсюда… Выпей и иди. Неизвестно, кто ты такой.

— Как кто? Я с первого этажа.

— Чего тебе надо?

— Музыку выруби, дом ходуном ходит.

— Если уйдешь, вырублю. Не уйдешь — нет.

— Ну налей последнюю.

Гость ушел, Авилов посмотрел на часы, выключил музыку и позвонил Гонцу. Было полшестого утра.

— Приеду, — согласился Гонец. — Ты девчонок закажи, веселее будет. А то я в гробу видал твою покойницкую музыку…

Авилов проснулся в половине третьего дня и увидел, что на окне отсутствует штора. Он поводил глазами туда-сюда — штора нашлась. Ею была обернута фигура, сидевшая в кресле с газетой. Он пошевелился, газета отодвинулась, за ней оказалась девица. Ну да, ноги-то женские… Пол был затоптанным… Он оделся, запер дверь и пошел в магазин за продуктами и бутылкой. Вернувшись, выдал девице поломойные принадлежности и отправился готовить… Сервировал стол, они сели напротив друг друга. Девица не умела пользоваться ножом… Глаза у нее были цвета мертвой рыбьей чешуи, никакие. Можно сказать, глаз не было, пустые дула. Зазвонил телефон.

— Кира у вас? — спросил мужской голос. Он отдал трубку девице.

— Во сколько мне уходить? — Она посмотрела на Авилова.

— Хоть во сколько.

— Сейчас, — сказала она трубке. — Приезжай быстрее… Ничего не случилось, никаких проблем. Отвали… — И принялась собираться, спеша как на пожар.

— У нас что-нибудь было? — спросил он на пороге.

— Ты сказал, у тебя трепак…

— A-а, ну да. Тогда извини…

Он допил бутылку и лег спать. Проснулся в полдесятого вечера и заторопился в магазин. На дереве возле арки сидела сова. Сова посмотрела на него круглыми оранжевыми глазами. Он дернул за ветку. Сова мяукнула, соскочила с дерева и убежала, махнув хвостом. Когда он возвращался, в окно первого этажа постучали изнутри. Мужик в синей майке, отдаленно знакомый, открыл окно и сказал:

— Больше под моим окном машину не ставь. Запомнил, придурок?

— Запомнил, — согласился Авилов. Дома позвонил Гонцу.

— Сколько тебя еще ждать?

— Ты что, Пушкин, с дуба рухнул? — возмутился тот. — Мы в час ушли, оставили тебя с девушкой на самом интересном месте. Ты ей предлагал пожениться.

— Это был не я. Зеленый змий.

— Может, тебе бригаду вызвать? Почистят…

— Обойдусь.

Он взялся за следующую бутылку, а в восемь утра снова стоял у магазина в здравом уме и полном бесчувствии. Выходя из квартиры, он захватил с собой клещи, а возвращаясь, подошел к окну на первом этаже и перерезал три ряда проволоки, на которой болталось тряпье, синяя майка в частности. Синий цвет начал его раздражать.

Когда в десять вечера он возвращался из магазина «Славянский», в подъезде ему дали в челюсть. Он подрался с «синей майкой», и это его взбодрило. Открывать купленную бутылку он не стал, а достал папку шантажиста и принялся изучать свое «дело».