Невинный, или Особые отношения - Иэн Макьюэн

Теперь недели и месяцы связывались для Леонарда и Марии с отдельными американскими песенками. В январе и феврале пятьдесят шестого им нравились «I Put a Spell on You», которую пел Скриминг Джей Хокинс, и «Tutti Frutti». Именно последняя в исполнении Литл Ричарда, до предела напористая и зажигательная, побудила их приняться за освоение джайва. Потом была «Long Tall Sally». Движения они уже знали. Американцы помоложе со своими девушками давно танцевали так в «Рези». До сих пор Леонард и Мария относились к джайверам с неодобрением. Им нужно было чересчур много места, и они толкали в спину других танцующих. Мария говорила, что она стара для подобных штучек, а Леонард считал эти танцы ребяческими и показушными, чисто американскими. Поэтому они держались традиционных квикстепов и вальсов. Но Литл Ричард требовал иного. Стоило поддаться обаянию этой музыки, и они уже ничего не могли с собой поделать — убедившись, что Блейков нет дома, они увеличивали громкость и принимались разучивать все эти шаги, кроссоверы и повороты.

Было необычайно захватывающе читать чужие мысли, угадывать намерения партнера. Поначалу они то и дело сталкивались. Потом стал появляться некий рисунок — он возникал бессознательно и был не столько результатом их стараний, сколько отражением их внутренней сути. По молчаливому уговору Леонард вел танец, а Мария своими движениями лишь подсказывала ему, как он должен это делать.

Вскоре они решили, что готовы выйти на публику. В «Рези» и других танцзалах нельзя было услышать ничего похожего на «Long Tall Sally». Там играли «In the Mood» и «Take the A Train», но теперь им довольно было самих движений. Леонард испытывал дополнительный восторг от сознания того, что его родители и друзья не умеют, да и не способны так танцевать, что ему нравится музыка, которая вызвала бы у них только ненависть, и что он чувствует себя как дома в абсолютно чужом для них городе. Он был свободен.

В апреле появилась песня, которая покорила всех и стала началом конца пребывания Леонарда в Берлине. Она не имела никакого отношения к танцам. Она вся была проникнута одиночеством и безысходной тоской. Ее мелодия была крадущейся, обреченность — комически преувеличенной. Ему нравилось в ней все — тихая поступь контрабаса, как ночные шаги по мостовой, пронзительное соло гитары, скудный аккомпанемент фортепиано и больше всего спокойный мужской совет, которым она завершалась: «Если твоя девушка покинула тебя и тебе есть что рассказать, пройдись по улице одиноких…» Было время, когда «Голос» передавал «Heartbreak Hotel» ежечасно. Нарочитая скорбность песни могла бы показаться смешной. Но на Леонарда она действовала иначе: он чувствовал себя видавшим виды трагическим героем, словно вырастал в собственных глазах.

Она послужила фоном приготовлений к помолвке, которую Леонард и Мария решили устроить на Платаненаллее. Она звучала у Леонарда в голове, когда он покупал спиртное и соленые орешки в магазине «Наафи»^[30]. В отделе подарков он увидел молодого военного, лениво склонившегося над витриной с наручными часами. Леонарду понадобилось несколько секунд, чтобы признать в нем Лофтинга, лейтенанта, который когда-то дал ему телефон Гласса. Лофтинг тоже не сразу узнал Леонарда. Однако после этого он стал гораздо словоохотливей и дружелюбнее, чем раньше. Без всякого повода он сообщил, что наконец отыскал в городе большой открытый участок, нашел штатского подрядчика, взявшегося расчистить и выровнять его, и через какого-то знакомого в берлинской мэрии добился разрешения на засев, чтобы устроить там крикетную площадку. «Трава растет на глазах. Я установил круглосуточное дежурство, чтобы дети не лезли. Вы должны прийти посмотреть». Ему здесь одиноко, решил Леонард и, не успев как следует подумать, выложил Лофтингу все о своей помолвке с немецкой девушкой и пригласил его на вечер. В конце концов, им явно не хватало гостей.

Незадолго до шести часов, когда должны были явиться первые приглашенные, Леонард отправился выносить мусор на задний двор. Лифт не работал, и он пошел пешком, напевая себе под нос «Heartbreak Hotel». На обратном пути он столкнулся с Блейком. Они не разговаривали с прошлого года, после той сцены на лестничной площадке. Однако напряженность между ними уже успела нейтрализоваться, и в ответ на кивок Леонарда Блейк улыбнулся и поздоровался. Снова без всяких раздумий, только потому, что он был в приподнятом настроении, Леонард сказал:

— Не зайдете ли вы с женой сегодня ко мне на коктейль? В любое время после шести?

Блейк шарил в кармане пальто, ища ключ. Он вынул его и уперся в него взглядом. Затем сказал:

— Спасибо. Почему бы и нет.

Когда Леонард с Марией ждали первого гостя, по радио снова передавали «Heartbreak Hotel». В гостиной были расставлены блюдца с солеными орешками, а на столе, придвинутом к стене, имелся широкий выбор напитков: вино и пиво, лимонад, «пимс», тоник и литровая бутылка джина. Все это Леонард приобрел в магазине, торгующем беспошлинными товарами для иностранцев. Пепельниц должно было хватить с лихвой. Леонард хотел еще добавить ломтики ананаса и сыр «чеддер» на зубочистках, но эта безумная смесь так развеселила Марию, что он отказался от своих планов. Они держались за руки, обозревая приготовленное, сознавая, что их любовь вот-вот начнет публичное существование. Мария надела пышное белое платье, шуршащее при ходьбе, и лакированные голубые туфельки. На Леонарде был его лучший костюм, к которому он дерзнул добавить белый галстук.