Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

– …Товарищ Грених, почувствовав признаки отравления, взял у себя пробу крови… «Отравления» через «о», грамотей. В результате проведенного исследования… – и далее в такой манере.

Извлеченного из пористой, желеобразной серо-зеленой слизи, бывшей некогда почками и печенью бедного Кошелева, атропина оказалось не меньше, чем в крови Грениха. Он демонстративно поднял вверх вторую пробирку с собранными в нее белыми кристалликами.

– Еще бы неделя, – молвил Константин Федорович, – и атропин был бы поглощен сероводородом. Итак, мне нужно еще одно подопытное животное.

– Где ж я вторую кошку вам найду? – развел руками Аксенов. – А эта не сгодится?

– У вас в городе даже кошек совсем не осталось? – развел руками Грених в ответ. – Эта, к сожалению, уже никуда не годится, у этой сутки парез будет сохранен. Я еще сутки ждать не хочу. А вы?

Полосатая пациентка, забившаяся в угол, истошно орала откуда-то из-под груды медицинской утвари.

Делать нечего, санитар Аксенов подхватил плед Зворыкина и отправился во двор искать вторую подопытную.

Его не было час! Грених весь извелся. Ведь от животного зависели не только результаты судебно-медицинского анализа, им затеянного, но и торжество справедливости, а может быть даже, и судьба Аси. В голову стали закрадываться варварские идеи использовать самого Зимина в качестве подопытного.

– Вы не давали, как я велел, Зимину атропина? – спросил он Зворыкина.

– Нет, конечно же, ведь вы сказали не давать, я и не давал. Ни атропина, ни морфия, – отозвался главный и единственный врач барачной больницы Зелемска. – Но не кажется ли это несколько жестокой мерой наказания? Он весь день страдает не только от раны, но и без холинолитического средства. Спазмы при желчнокаменной болезни чрезвычайно болезненны.

– Это не наказание, а вынужденная мера, – недовольно глянул на бывшего чахоточного Грених. – Пока мы собираем доказательства, главному подозреваемому лучше быть обездвиженным. Убивал, может и потерпеть. Сейчас морфий вколете, и он сбежит, кто его знает. Он то кается, то бегает.

Наконец явился Аксенов. Сказал, что ходил к своей соседке одолжить ее турецкую ангору Зизи.

– Я обещался, что Зизи вернется в целости и невредимости. Кошка стара, ей пятнадцатый год.

– Ничего ей не будет. – Константин Федорович наполнил пипетку.

На редкость покладистой оказалась домашняя питомица соседки санитара в силу своего возраста. Не издала ни писка, настоящая аристократка, белая, пушистая, ласковая. Но, как и первая кошка, через полчаса после введения раствора полученного порошка ослепла и стала беспокойной.

– Неси Зизи обратно, дома ей будет лучше.

Начальник милиции и Домейко остались дописывать протокол, Грених взял у Зворыкина атропин в порционном пакетике и поспешил в обратно в барак. На дворе уже стояла глубокая ночь. Прежде чем будет свершено правосудие, следовало прояснить некоторые детали. Нужно было дать Зимину понять, что он раскрыт, прежде чем он начнет обсыпать Асю обвинениями в том, что она стреляла в него. По правде сказать, Грениха больше всего это и заботило.

Стоны больного были слышны со двора. В палате на двенадцать коек, освещенной единственной керосиновой лампой, кроме секретаря находились еще два пациента: один спал, свернувшись клубком под одеялом, другой лежал на спине, уставившись невидящими глазами в потолок. Дмитрий Глебович распластался на кровати животом и стонал, уткнувшись в матрас лицом, эпизодически его отрывая и воздавая свои стоны потолку. Чуть выше колена аккуратным черным пятном выделялась сквозь повязку просочившаяся на штанину кровь.

Грених подошел к столику у кровати и положил пакетик атропина, содержащий одну дозу этого лекарства. Ровно столько, чтобы расслабить гладкую мускулатуру желчевыводящей системы, унять спазм и не ослепнуть при этом.

Зимин как зверь бросился к знакомому пакетику из серо-желтой промасленной бумаги с кривым росчерком аптекаря, тотчас всыпал его содержимое в глотку, даже не проверив, что профессор принес: атропина ли то сульфат, яд или что еще. Желчный мучил его даже больше, чем простреленная нога.

– Вы убивали тем, что облегчает ваши страдания, – проронил Грених, наблюдая, как секретарь, приняв лекарство, опять стянул руки у живота и еще некоторое время постанывал, сложившись пополам.

Вскоре Зимин затих, оторвал измученное, покрытое мелкой испариной лицо от простыни и поднял свои желтые глаза на Грениха. Он долго молчал, но медленно его лицо разглаживалось, принимало из мученического привычное его выражение. Спазм отпустил.

– Вы его травили дважды, до моего прихода и после, – нарушил молчание Грених. – В первый раз вам не удалось его убить. Явился я, помешал. Пока заговаривал зубы латынью и прочей медицинской чушью, по вашему выражению, Кошелев успел прийти в себя. Я ушел, вы вернулись… Дали выпить воды. Сколько вы всыпали в графин таких пакетиков, полученных у Зворыкина? Восемь? Десять? Весь свой запас отдали. И нелепо потом страдали без лекарства. И вновь его получив, опять отдали все без остатка – мне. А я, как назло, не умер.

– Мне не в чем раскаиваться. – Зимин посмотрел искоса, с кривой улыбкой.

– Хм, вчера, когда мы вас из петли вытянули, мне казалось, вы делали признание с раскаянием, что убили монаха и разворошили могилу своего старого товарища. Но вот недоведенное до конца баловство с рукописью заставило вас остановиться в своих признаниях. Неужели сразу задумали отволочь Карлика на фабрику, чтобы потом исчезновение его выдать за мистический побег? Или это сделали тоже в состоянии аффекта? Дождь смыл все следы, Кошелева величали сбежавшим покойником. Какова романтика! Чем не тема для «мистического рассказа»? Офелию жизни лишили, потом все это еще и описав в своей повести, смакуя детали.

– Это не моя рукопись. Я же сказал, что не умею пользоваться машинкой.

– То есть смерть ее для вас не новость?

Зимин молчал, сжимая зубы.

– Анализ судебно-медицинской экспертизы позволил обнаружить в печени и почках Кошелева атропин, – пошел с козыря Грених.

– И что? – Зимин усмехнулся, но во взоре его промелькнула настороженность. – Атропина полно и у Зворыкина. Отец Михаил тоже аптекой пользуется. Весь город у Зворыкина пилюли покупает! Хотите невинного человека загубить? Думаете, сгоряча сказав вам, что разворотил могилу Кошелева, я и остальное на себя приму. А я вам ничего и не говорил. После повешения у меня амнезия случилась и помутнение.

– Все сделанные мне признания я передам в Московский губсуд, откуда прибудет следователь заниматься вашим вопросом. С меня хватит, – Грених развернулся, чтобы выйти.

Тут секретарь сорвался с кровати и, хромая, бросился к окну, локтем он выбил стекло, кулаком стал счищать осколки с рамы, расширяя лаз, и уже был готов выскочить в больничный двор и бежать, но Грених ухватил его за