Современный российский детектив-2. Компиляция. Книги 1-23 - Андрей Владимирович Поповский

– Домейку отправлю, он сбегает, заодно глянет, как там ваша дочь.

– А Домейко – молодец, обратите на него внимание. Молодые кадры нужно ценить. Кошелева нашел нам – он.

Больница состояла из нескольких строений, в беспорядке разбросанных по огороженному каменной стеной двору, захламленному всяческим мусором. Напротив ворот располагалось здание с приемным покоем, кабинетом дежурного врача и больничной конторой, а по бокам – одноэтажные бараки на три палаты по двенадцать человек. В ледник можно было попасть с задней калитки, как было сделано в прошлый раз, когда Грених осматривал тело Кошелева. Профессору еще не выпадало случая хорошо разглядеть больничный двор.

– А тут почти никого не бывает, – объяснял Плясовских, отдыхиваясь от быстрой ходьбы; они вышли из барака в сторону приемного покоя. – Едва с десяток больных в палатах, которые совсем запущенные, неходячие, незрячие. За ними медсестры смотрят. С тех пор, как доктор Зворыкин занемог, все повыписывались. Кто в сельские больницы перебрался, что не слишком далеко отсюда, кто в соседние города, а кому-то свезло и в Белозерск перевестись.

– А что с доктором?

– С Виссарионом Викентьевичем? – как бы удивляясь, спросил Плясовских. – Э-э… а-а… мм… сатана его знает.

И махнул досадливо рукой. «Ясно, – подумалось Грениху, – спился небось».

– Что ж вы не решите этот вопрос никак?

– Это юрисдикция исполкома.

Начальник милиции вновь вздохнул, хотел было что-то добавить, да только опять досадливо махнул рукой.

– Что ж, – вздохнул он, – мне направо, в участок. Вам – прямо. Поосторожней вы со Зворыкиным, уж не пугайте сильно. Эх, разбили моего железного коня, теперь пешком ходить.

Грених поднялся на каменное крыльцо, ступил в сени, глянул в пустующую контору, в которой, кроме шкафа, заполненного папками, и совершенно пустого стола, ничего больше не было. Глянул в приемную – не то женскую, не то мужскую, не то общую – неясно. Голые стены и отсутствие всякой мебели делали это помещение безликим. Только по знакомой планировке Грених мог судить, что и где должно располагаться.

– Товарищ Зворыкин, – позвал он, и эхо подхватило этот зов и понесло по пустующим комнатам. Где-то в глубине оно затихло. Но тишина тотчас была нарушена оглушительным звоном падающих жестяных ведер и тазов. Ага, в здании все же кто-то был.

Константин Федорович смело пересек приемную и тотчас уперся в проем без двери – та оказалась снята с петель и отсутствовала, вход же был частично забаррикадирован шкафом, стоящим торцом, сквозь стеклянные дверцы его Грених разглядел пробирки и бутыльки синего и белого стекла с химическими реактивами для проведения анализов. Отлично! Хоть что-то здесь имелось.

Протиснувшись в узкий лаз, Константин Федорович наткнулся на поваленную груду ведер и тазов, меж ними лежала лента бинта, вся пропитанная кровью. Свежей. Путь ему вновь преградил шкаф, теперь уже поставленный ко входу спиной, старая, прогнившая деревянная задняя его стенка чуть отходила от остова, обнажая рядок полок. В узкую щель можно было разглядеть в беспорядке наставленные папки и книги вперемешку с какими-то тряпками.

– Что еще это за лабиринт Минотавра? – Грених уперся взглядом в испещренный плесенью и гнилью тыл шкафа.

За шкафом кто-то отчетливо зашелся кашлем. Протиснувшись в узкий лаз меж ним и стенкой, переступив через весы для взвешивания больных, Константин Федорович наткнулся на угол длинного лабораторного стола, едва ль не до самого потолка заваленного всем, чем ни попадя, а главное тем, чего здесь, в лаборатории, быть не должно. Всевозможные швабры, мочильники, аппарат для дезинфекции хлора, состоящий из большой бутыли и трубок, стопка брошенных веером ведомостей, на которых большими буквами было выведено: skarlatina, febris recurrens, tiphus – гора жестяных мисок, плевательницы. На полу целая гора стаканчиков для приема медикаментов, железные щипцы для углей, рецептные фельдшерские дощечки старого образца, вешалка для верхней одежды, лежащая поперек в пространстве меж лабораторным столом и печью, до невозможности жарко натопленной.

За столом на деревянном расшатанном стуле сидел тот, кто, видно, и был легендарным доктором Зворыкиным. В замусоленном коричневом костюме, с клетчатым пледом на плечах вместо медицинского халата, весь седой, щуплый, согбенный, он замер с платком у рта, беспомощно и загнанно глядя на вошедшего в царство хаоса Грениха.

Долгую минуту они глядели друг на друга, один с испугом, другой изучающе, пока первый не зашелся в приступе кашля.

– Ну вот мы и свиделись, – выдохнул Константин Федорович. – А я-то полагал, доктор Зворыкин не иначе как в запое или его не существует вовсе. А у вас тут нечто посерьезней.

Зворыкин молча, с перекошенным отчаянием лицом, смотрел на него.

– Вы с обыском? У меня ничего нет, совсем нет. Ни морфия, ни спирта. Кредиты отпускают маленькие, едва сводим концы с концами.

– В чем дело, почему не лечимся? – Константин Федорович сделал шаг, обогнув стол. – Плясовских знает? Небось знает. И покрывает.

Зворыкин понуро молчал с минуту.

– Только заикнусь о болезни, – вздохнул он, – снимут с должности. Надо протянуть как есть. У меня четверо детей, жена, больной отец. Я об вас слышал – Аркадий Аркадьевич говорил… Спасибо, что взялись подсобить, я-то совсем никак-с порой…

– Это уж ни в какие ворота, простите. Я тут застрял из-за вас на две недели!

Грених сжал кулаки. Но потом расслабил.

– Что у вас? – спросил он нехотя.

– Чахотка, вестимо?

– Вестимо? Анализ показал ваше «вестимо»?

– Какой анализ? Кашляю кровью уже с полгода как, лихорадит по ночам, сбросил цельный пуд весу.

– Это могут быть симптомы и из области психосоматического.

– Да какой уж…

– А может, у вас астма, бронхит, бронхоэктатическая болезнь. Уж больно кашель не чахоточный. Давайте, я послушаю. Хоть стетоскоп есть в этом бедламе?

– Да не надо уж… – махнул рукой Зворыкин и вновь закашлялся. – С месяцок бы протянуть, а там жене пенсию будут выплачивать.

– Вы что же, себя уже похоронили? – Грених взял со стола стетоскоп, блестевший из-под груды аспидных табличек, выслушал влажные хрипы Зворыкина, простучал по ребрам и остался неудовлетворенным.

– Вы судебным медиком числитесь у Аркадия Аркадьевича, – начал Грених, – значит, должен быть микроскоп.

– Есть микроскоп. – Зворыкин поднялся, стал разгребать дрожащими костлявыми пальцами ворох ведомостей на столе, сдвигал башни мисок, пока не отыскал деревянный ящичек. И со скрипом, царапая дном стол, потянул его к себе. – Иммерсионный. Но какой в нем толк?

Грених тотчас приступил к настройке аппарата. Тот был далеко не новым, выписанным аж в 15-м году, но едва ли пару раз из ящика извлекался.

– Тоже мне, судебный медик, – ворчал он, настраивая аппарат. – Микроскоп – масло. Десять лет в ящике!

– Руки не доходили. Здесь это ни к чему. Либо порошками