"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

class="p1">– Так когда вы виделись с дедом Ильей Ильичом Уфимцевым в последний раз? – спросил Страшилин, усаживаясь на диван и раскладывая на низком журнальном столике, заставленном чашками и коробками, протокол допроса.

– Я сказала – давно. Очень давно. Несколько лет назад.

– А почему вы с ним так долго не общались?

– Потому что.

– Это не ответ для протокола допроса, Елена.

– Потому что я не хотела, и он… он тоже не желал меня видеть.

– Не из-за того инцидента, что случился в вашей семье, когда вы учились в средней школе в девятом классе?

Леночка вскинула голову, темная челка упала ей на глаза, но она не убрала ее со лба.

– Откуда вы про это знаете?

– От верблюда, – отрезал Страшилин. – Так вы, будучи несовершеннолетней, оговорили своего деда в том, что он вас сексуально домогался, или все же это было правдой?

Леночка отвернулась.

– Это официальный допрос, – повторил Страшилин. – Извольте отвечать на мои вопросы.

Катя не вмешивалась. Она вообще удивлялась сама себе – обычно по прошлым делам, работая вместе с шефом криминальной полиции полковником Гущиным, она всегда принимала самое активное участие и в беседах, и в допросах тоже. А тут, с этим Страшилиным, – нет. У него такая манера общения с людьми, со свидетелями, с подозреваемыми, с фигурантами, что остается лишь наблюдать, как он гнет свою линию, эту логику расследования, которая, увы, пока никаких ощутимых результатов не приносит.

– Тогда работал колл-центр, – тихо сказала Леночка.

– Что? Не слышу. Громче.

– Я в школе журналистикой увлекалась. Хотела поступить на журфак. И там тогда был колл-центр. Я узнала – можно обратиться, если дома притесняют, если проходу не дают в семье, ущемляют права. А дед… он меня просто достал. – Леночка сжала худые кулаки. – У меня был тогда парень, мы гуляли. И еще один человек был – взрослый, правда женатый, но я его очень любила.

– В девятом классе?

– Он ухаживал за мной, обещал, что разведется, что мы поженимся, когда мне восемнадцать стукнет. А дед… он все узнал. Стал кричать, обзывал меня по-всякому – проституткой и… Он грозил в полицию про того человека сообщить. Я все рассказала любимому, и он меня бросил сразу. Испугался последствий. А я… я любила его и… И тот второй мой парень – мы просто проводили друг с другом время. Да, мы спали, ну и что? – Леночка усмехнулась. – Я сама этого хотела. А дед, он… он все пытался разрушить. И тогда я решила – ах так, то – пусть тебе будет хуже, старый зануда. Он всегда считал себя ответственным за меня – жил тут, в этой квартире, нудил, нудил, воспитывал. Отцу постоянно на меня кляузничал, когда они по телефону говорили. Отец мне нотации читал из-за границы. Дед, он… да я говорю вам – он просто меня достал. И я сказала там, в этом колл-центре, что у меня дома не все хорошо. Я хотела просто припугнуть деда – они могли ему позвонить, но они сразу позвонили в мою школу, а те обратились в полицию. И… тоже вот такой, как вы, следователь все мне вопросы задавал – как, да что, да в какой форме – в обычной или извращенной – происходит домогательство. Такая гадость… Потом они деда стали вызывать. И я испугалась, что… в общем, отец тоже узнал, он сразу же прилетел из Парижа. Такой кошмар начался. И я… я поняла, что совершила ошибку. Я сказала следователю, что все это неправда, ничего не было.

– Так было или не было? – спросил Страшилин.

– Не было.

– Но с дедом вы с тех самых пор не виделись?

– Он уехал на дачу в «Маяк». Когда я еще в школе училась, приезжал сюда, следил за мной, бдил… А потом – нет. Сказал – глаза б мои на тебя не смотрели. Это из-за парней и вообще, ему не нравился мой образ жизни.

– Вот этот?

– Прежний.

– Лена, а почему вы сейчас так живете – совсем одна? – спросила Катя.

– Есть причины. Чисто личные. К деду это никак не относилось, честное слово.

– Слово чести? – усмехнулся Страшилин. – Ладно, зачтется. Что за человек был ваш дед Илья Ильич?

– Упертый, – ответила Леночка.

– Он ведь крупный пост занимал в партийных органах когда-то.

– Это очень давно. Он говорил. Но я помню уже другое, когда он в совместной фирме работал, там платили хорошо. Но он никогда на меня особо не тратился, скупердяй. Деньги в основном от отца шли.

– Но это опять же давно было, – снова вмешалась Катя. – В последние годы ваш дед не работал, жил один за городом – старый, больной. Неужели вы вообще никогда его не навещали?

– Нет.

– Ни разу за все время?

– Я же говорю вам, он не желал меня видеть. И я не хотела. Я вообще никуда не хожу, я живу дома. Я так живу, может, я больна, я не знаю, но я живу только дома – вот здесь, на этой территории, – Леночка обвела рукой захламленную гостиную.

– Протокол вранья не терпит, – оборвал ее Страшилин.

– Что?

– Вранье ваше я даже фиксировать не стану. – Страшилин погрозил шариковой ручкой.

– Какое еще вранье?

– А вот это вот: «Я вообще никуда не хожу». Отвечайте на вопрос: куда вы ходили в тот вечер?

– В какой вечер?

– В тот самый, вечер четверга.

– Я дома сидела.

– Это вы в прошлый раз говорили, но это ложь.

– Почему? Да я клянусь вам, я дома…

– У меня пленки уличных камер здесь, во дворе, на Трубной, на бульваре и в метро. И на них везде вы. Там дата и время, – сказал Страшилин, – диск у меня с собой. Комп пашет? Хотите сами убедиться, какие у нас на вас улики?

Леночка откинулась на спинку дивана. Она кусала губы.

– Не стану я ничего смотреть.

– Потому что это правда? Так куда вас понесло в тот вечер?

– Я решила прогуляться.

– Но вы же никуда не ходите, не гуляете. Так куда вы гуляли?

– Я…

– Вы доехали на метро до станции «Бабушкинская», – подсказал Страшилин, – а там автобусы в «Маяк». Так в какой автобус вы сели? В котором часу приехали в поселок к деду?

– Я не приезжала, я…

– Лена, скажите правду, – мягко попросила Катя. – Вас никто пока ни в чем не обвиняет, но скажите правду. А то ведь у следователя есть право задержать вас как подозреваемую до выяснения. И не будет вокруг вас этой вашей привычной успокаивающей нервы обстановки, этой квартиры, этого дивана. А лишь голые стены камеры. Разве