Когда никто не видел - Хизер Гуденкауф

он исчез. Вместе с ним исчезли банковская карта, кредитки, водительские права и немного наличных. Слава богу, ключи от машины в то время были у меня в руке. Позвонив в полицию и написав заявление, я поехала в ближайший «Уолмарт», купила перцовый баллончик и прикрепила его к цепочке для ключей.

Не знаю, работает ли он вообще, но чувствую себя чуть лучше, когда он лежит на расстоянии вытянутой руки.

На верхней ступеньке скулит Бумер. Вайолет прошлой ночью затащила пса к себе в постель, а короткие ноги и круглый животик не позволяют ему самостоятельно преодолевать лестницу. У меня руки и плечи вечно болят оттого, что я таскаю его вверх и вниз по ступенькам.

Я вздыхаю и отодвигаю стул от стола, но встать не успеваю: из своей спальни материализуется Макс. Он босиком, в любимой футболке со «Звездными войнами», потрепанной и полинявшей после сотен стирок, и в старых спортивных штанах, из которых уже вырос. Копна черных спутанных кудрей и заспанный вид делают его намного младше шестнадцати.

– Я спущу его, мам, – говорит Макс, подавляя зевок.

Часы на микроволновке показывают половину девятого. Сержант Грейди будет здесь в девять. Он просил меня привести Вайолет на допрос в участок, но я отказала. Слишком уж тяжелое впечатление осталось у нее с прошлого раза. В конце концов полицейский согласился прийти к нам утром.

Я заставила его пообещать не расстраивать Вайолет, а он, в свою очередь, взял с меня слово держать язык за зубами, пока он будет задавать вопросы. И еще пообещал, что мимо дома несколько раз за ночь проедет полицейская машина. Это чуточку прибавило мне оптимизма, и я немного поспала, но перцовый баллончик все равно держала под подушкой.

А теперь у меня есть полчаса, чтобы одеться самой, собрать и накормить Вайолет, прежде чем прибудет сержант. Я встречаю Макса внизу лестницы. Бумер удобно устроился у него на руках, и эта картинка не может не вызвать улыбки.

– Полицейский будет здесь через полчаса. Давай-ка одевайся, а я сделаю тебе тост.

Макс осторожно опускает Бумера на пол и, морщась, интересуется:

– А мне обязательно присутствовать?

– Думаю, тебе лучше послушать, – отвечаю я и убираю непослушный локон с глаз, а сын откидывает голову назад. – Занятий нет, и ты разве не хочешь знать, что происходит?

– Пожалуй. – Он пожимает плечами и открывает входную дверь, выпуская собаку на улицу.

– К тому же Вайолет, по-моему, будет чувствовать себя увереннее, если мы оба посидим рядом. Кстати, а что еще ты знаешь о Джозефе Уизере?

– Просто какая-то дурацкая городская легенда, – увиливает он от ответа, и я топаю наверх, чтобы одеться и разбудить Вайолет. – Похоже, он уже здесь! – кричит снизу Макс. – Полицейская машина подъехала.

– Вот же черт! Впусти его и скажи, что мы спустимся через минуту. – Я мчусь к спальне дочери, перескакивая через ступеньку. Надежда разбудить Вайолет мягко и постепенно теперь растаяла как дым. Придется торопить дочку, а это задача не из легких.

– Вайолет, солнышко, – я стараюсь, чтобы голос звучал бодро и беззаботно, – пора вставать.

Она только глубже зарывается в одеяло и что-то бормочет.

– Пойдем, милая. – Я откидываю одеяло. – Надо встать. Пришел сержант Грейди и хочет с тобой поговорить.

Дочь тут же навостряет уши, но не в хорошем смысле.

– Я не хочу с ним разговаривать, – стонет она. – Он злой.

– Вовсе он не злой, – возражаю я, стараясь говорить спокойно и ровно. – Сержант лишь пытается выяснить, кто обидел Кору. Разве ты не хочешь помочь ему?

– Я уже все сказала, – жалуется Вайолет.

– Ну, иногда полиции приходится задавать одни и те же вопросы, только по-разному. Просто скажи ему правду, и тогда он от тебя отстанет. Понятно? – Вайолет неохотно кивает и спускает ноги с кровати. – А теперь ты одеваешься, умываешься и причесываешься. И мы вместе спускаемся вниз.

Я иду в свою часть комнаты и роюсь в комоде в поисках чистой одежды. Потом натягиваю джинсы и футболку, сую ноги в кроссовки. По другую сторону перегородки слышно, как Вайолет делает то же самое.

– Позволишь пройти? – спрашиваю, не желая нарушать утренний ритуал дочери.

– Секундочку, – отзывается она.

Когда-нибудь у меня будет достаточно денег, чтобы перебраться в дом с бо́льшим количеством спален, а пока приходится терпеливо ждать либо этого, либо того момента, когда Макс уедет в колледж. Я беру с комода расческу и начинаю водить ею по волосам, дожидаясь разрешения пройти на дочкину половину.

– Мне нужно почистить зубы, – грустно произносит она и уходит, а я остаюсь. Из-под ее кровати выглядывает один из альбомов для рисования. Мне неловко, и я чувствую себя виноватой, словно подглядываю за дочерью, но иногда рисунки гораздо больше рассказывают о том, что с ней происходит. Вайолет – перфекционистка, когда дело доходит до рисования, и первые несколько страниц альбома заполняют картинки, которые она рисовала миллион раз: единороги, феи, лошадки, Бумер.

Надо признать, она очень талантлива, и дополнительные уроки рисования пришлись бы весьма кстати, поэтому безумно жаль, что я не могу позволить себе за них платить. Пролистываю альбом до середины и натыкаюсь на первые нерешительные штрихи какого-то изображения. Бумага замазана ластиком, рисунок не окончен. То же самое и на следующих нескольких страницах, пока не становится ясно, что она пыталась нарисовать портрет, хотя еще непонятно, мужской или женский.

Я продолжаю медленно переворачивать страницы, и в конце на меня пристальным взглядом смотрит молодой человек. У него длинный прямой нос и выступающие скулы. Хотя нарисована только голова, в нем чудится что-то старомодное. Может, дело в том, как зачесаны со лба волосы, или в серьезности лица: такое обычно ассоциируется со старинными портретами.

В любом случае для такой юной особы, как моя дочь, рисунок поразительно реалистичен. По центру внизу страницы значатся инициалы JW. У меня кровь стынет в жилах.

Кто это? Мог ли он притворяться Джозефом Уизером? И почему Вайолет его рисует? Или это просто картинка, которая не имеет никакого отношения к Джозефу Уизеру?

– Мам! – кричит снизу Макс. – Сержант Грейди уже здесь.

Вздрогнув, закрываю альбом и кладу его обратно под кровать, где и обнаружила.

– Иду, – откликаюсь я, на трясущихся ногах направляюсь в коридор и стучу в дверь ванной: – Ви, ты готова?

Вайолет открывает дверь. Хотя дочка оделась, умылась и причесалась, выглядит она по-прежнему измученной. Должно быть, минувшей ночью спала не лучше меня. Тонкая кожа под нижними веками испещрена фиолетовыми пятнышками, а в уголках глаз засохла так и не смытая сонная слизь.

Я обнимаю ее за плечи, и она не отстраняется,