Станция расплаты - Валерий Георгиевич Шарапов

class="p1">Но это ему, сотруднику уголовного розыска, да еще в тот момент, когда оперативная группа ведет расследование по делу о покушении на собственность почты. А вот откуда все эти сведения получил Артем Юрченко, для Гудко оставалось загадкой. Неужели обо всем этом ему могла поведать Ольга Зотова? Гудко сильно в этом сомневался. Она всего лишь рядовой сотрудник почтамта, пусть и занимающегося отправлениями международного класса. Сведения о поездах, их скорости, остановочных пунктах и прочие детали Юрченко должен был скрупулезно собрать самостоятельно. На это ушел не один день, и, если бы не стрельба, вряд ли расследование ограбления поручили бы Петровке. Этим делом занялся бы заштатный состав пригородного городка Александров, и сильно напрягаться они точно не стали бы. Гудко был убежден: на это и делал ставку Юрченко, когда планировал ограбление. Но все сложилось так, как сложилось, и теперь вместо ограбления они имели на руках тройное убийство. Пока тройное.

Состояние Леонида Седых оставалось критическим. Он так и не пришел в сознание, и надежда на то, что его состояние улучшится, таяла с каждым днем. Его родители в прямом смысле этого слова жили в больнице. Пользы это не приносило, но служило пусть и слабым утешением. Лечащий врач обещал уведомить оперативников о любых изменениях в состоянии больного, но просил не возлагать больших надежд на Леонида как на свидетеля. Они и не возлагали. Они искали другие пути, да только результат пока не радовал. Время обеда подходило к концу, Гудко с надеждой смотрел на телефонный аппарат, ожидая заветного звонка. Кто-то из многочисленных сотрудников органов милиции должен был узнать мужчину, портрет которого он разослал. Кто-то должен был его опознать и позвонить. Но телефон молчал, и Гудко понимал, что вскоре ему придется ехать в архив и погрузиться в кропотливую работу, которая может занять не один день.

В ожидании звонка он вертел в руках затертый клочок карты автодорог Московской области. На этой карте не было пометок, как на картах железнодорожных путей. Она отображала участок Подмосковья в радиусе двухсот километров от столицы и захватывала приличный кусок, включая и железнодорожный путь до Ярославля. Зачем Юрченко понадобилась эта карта? Просто для синхронизации направления или с какой-то конкретной целью? Этого Гудко не знал. Стрелки часов приближались к часу дня, а телефон так и не зазвонил. Вздохнув, он бросил карту на стол и поднялся. Карта легла тыльной стороной вверх, и взгляд Гудко буквально приковало к затертому листу. Пару минут он смотрел на листок, не двигаясь. Затем поднял его вновь и поднес к свету. На оборотной стороне карты виднелась надпись. Она была старательно затерта, но недостаточно тщательно для того, чтобы исчезнуть без следа. Подхватив листок, Гудко выбежал из кабинета и помчался в лабораторию.

Через десять минут у него в руках оказался лист бумаги с координатами военной части, дислоцируемой в ста километрах от Москвы в городе Боблово. Как сообщил Гудко аналитик, часть являлась засекреченным объектом и на картах не обозначалась. Вот для чего Артему Юрченко понадобились эти записи. Координаты военной части и ее местоположение. По какой причине он стер запись, было не столь важно. Главное, что у Гудко появилась новая зацепка, которую он считал более перспективной, чем поиски в городском архиве совпадений примет хромого мужчины.

Гудко поблагодарил аналитика и, выйдя из лаборатории, остановился в раздумье. Следователь Супонев вместе с капитаном Абрамцевым уехали в Можайскую колонию и могли пробыть там весь день. Что же делать ему? Оставить все как есть до их приезда или нанести визит начальнику военной части, не поставив в известность начальство? Что вообще он надеется там найти? Гудко точно знал, на что он надеется. Военная форма, в которую облачились преступники, могла быть вовсе не прикрытием. Возможно, секретная военная часть — это и есть ключ к разгадке. Он просто не мог себе позволить потерять сутки в ожидании информации, которой, быть может, не существует, когда реальный шанс кое-что выяснить сам идет к нему в руки. Но также он понимал, что, не получив официальных полномочий, в секретной военной части ему делать нечего. Его не подпустят даже близко ни к персоналу, ни к военнослужащим, ни к информации о них. После коротких размышлений Гудко махнул рукой: «Эх, была не была!», и направился в кабинет подполковника Семипалова.

В это же самое время капитан Дангадзе стоял в крохотной спальне многоэтажки и пытался привести в чувства двух дружков-пропойц, Воеводина и Якушкина. В дом Воеводина он приехал около десяти часов дня, но, как выяснилось, Воеводин еще не вернулся. Дангадзе прождал час, после чего решил съездить в Управление и узнать последние новости, а позже вернуться к Воеводину. Это была ошибка. Воеводин вернулся в четверть двенадцатого, да не один, а вместе с дружком. Оба сразу завалились спать, потому как были все еще пьяны. Мать не препятствовала, уложила гостя на полу в спальне сына, сама же занялась приготовлением обеда. Она знала, что, проснувшись, сын и его приятель будут голодны, и, не желая выслушивать оскорбления, решила приготовить куриный бульон и что-то более существенное.

Когда Дангадзе вернулся, оба парня храпели, как лесорубы после работы, и не реагировали ни на какие раздражители. Дангадзе пустил в ход все известные способы добудиться пьяных: он по очереди тряс их за плечи, зажимал нос пальцами, лил воду из чайника — ничего не помогало. Мать Воеводина робко пыталась вразумить капитана, предлагая сделать перерыв и дать пьянчужкам немного поспать, полагая, что это даст лучший результат. В конце концов Дангадзе сдался. Он просидел на кухне около часа, слушая рассказы женщины о детстве сына, затем терпение его закончилось, и он возобновил попытки разбудить приятелей. С третьего раза ему удалось привести в чувства Воеводина. Нелепо моргая глазами, он сел на кровати и, глупо улыбаясь, спросил:

— Вы ко мне?

— К тебе, бедовый, к тебе, — подтвердил Дангадзе. — Поднимайся, разговор есть.

Подняться Воеводин сумел только с помощью капитана. Тот оттащил пьянчужку в ванную комнату и устроил ему контрастный душ. Когда Дангадзе поливал его холодной водой, Воеводин верещал, как барышня, но в чувства пришел. После водных процедур Дангадзе усадил Воеводина за кухонный стол и заставил съесть тарелку бульона.

— А теперь поговорим, — заявил он, когда тарелка опустела, а взгляд Воеводина приобрел некое подобие осмысленности. — Хочу предупредить: разговор официальный, и я не настроен выслушивать отговорки или байки. Не получу от тебя нужные сведения в течение пятнадцати минут, заберу с собой, и бороться с похмельем тебе придется в обезьяннике. Ты