Зона поражения - Хелен

— Кирюш, мне очень надо уйти. Отец зовет.

— Что там?

— Предынфарктное состояние. Покой нужен, а он думает, что меня посадили. Кирюш, пожалуйста! Давай, я завтра приду и все расскажу?

— Что расскажешь?

— Все! Все, что захочешь, то и расскажу.

— Правду хочу.

Кирилл уже и отвечал почти на автомате, стараясь помнить, что они тут по делу, а сам соглашался: действительно, завтра Руслан его еще раз вызовет, и пусть разбираются сами, кто там кого и куда.

— Конечно правду!

— Прекрати сейчас же!

Кирилл стряхнул морок и зло уставился на подобравшегося Костика, но не в глаза, а в переносицу. Ну, просто на всякий случай.

— Ты как это делаешь?

— Что делаю?

— Не валяй дурака! Вот это все! Глаза отводишь, глазишь, гипнотизируешь… хрен его знает. Ну?

— Не знаю, Кирюш, — Костик пожал плечами и виновато улыбнулся. — Я ничего не делаю.

— Не делаешь?

Кирилл сдернул Костика со стула и потянул на себя, тот покорно шатнулся навстречу.

— Собак на бухгалтера кто выпустил?

— Они сами!

— А с Крыловым кто пил? Ну?

— Я с ним не пил! — затрепыхался Костик.

— Говорили о чем?

— Пусти! — Костик отшатнулся к столу, ударился, зашипел, потирая задницу. — Мало было этому гаду, что мы уехали, сюда добрался, всем, говорит, расскажу, что их старец пидор и педофил!

— Ну, ты и дал ему бутылку.

— Нет, — ухмыльнулся Костик. — Я ее просто переставил из шкафа на подоконник и отлучился. Он ведь мог не брать? Правда же? Сам виноват.

— А бармен тоже сам упал с лестницы?

— Да!

Костик осекся.

— Ну, не останавливайся, — подбодрил его Кирилл, — ты уже почти все рассказал. Давай, облегчи душу.

Костик застыл, не сводя с Кирилла испуганных глаз, они заблестели, медленно заполняясь слезами, губы некрасиво скривились, лицо сморщилось. Слезы потекли по щекам, скапливаясь под подбородком, Костик смахивал их, хлюпал, вытирал нос рукавом и не отводил умоляющих глаз.

— Он сам! Сам! — шепотом повторял он и вдруг закричал: — Это не я!

— А кто? — тихо спросил Кирилл, хотя хотелось сейчас не допрашивать, а прижать к себе и пообещать, что все будет хорошо, они во всем разберутся.

Он же и разбирается, правда? Не мог же Костик хладнокровно убить? Конечно не мог!

— Он сам упал!

— А как вы там оказались?

— Он меня выследил. Я его тогда еще, в баре, послал нахуй, а он следил. Приперся прямо в церковь, сука! «Поговорим», типа. Лизаться полез, а мне же нельзя, нельзя, чтобы видели, а башня не запиралась, он меня туда заволок! Я — наверх, он за мной. Кирюш, я не хотел… Я не толкал, он сам.

— А почему никого не позвал?

Эксперты установили, что парень сломал шею, труп пролежал на ступеньках несколько дней, пока на него не наткнулись дети паломников, из любопытства влезшие в заброшку. И все это время Костик ходил на моления, пел свои песни, общался с сектантами. И что, нигде не тянуло?

— Я сперва звал, подходить боялся, потом потрогал — он мертвый был.

— Сбежал-то зачем?

— Да кто мне поверит? — заорал Костик. — В психушке лежал? Детдомовский? Накурился и пошел убивать, наркоман.

— А ты накурился?

— Накануне. Ничего серьезного, для настроения. Но вам же все равно, лишь бы посадить.

Кирилл разглядывал хлюпающего Костика и сомневался. Нет, не в его рассказе — тут все примерно складывалось в картину, которую прикинули они сами. Он сомневался в себе. Он ведь тоже был бы уверен, что накурился и наркоман, если бы не знал Костика, но что он о нем знал? Сколько масок: благочестивого инока, наглой нечисти, заботливого сыночка, теперь вот, девы в беде и соплях. Которая настоящая? Чему верить? И ладно бы пытался повлиять, смотрел бы в глаза, заколдовывал — нет, хлюпает, пачкает рукава подрясника, губы кусает, вон, распухли уже. Кирилл порылся в ящиках, отыскал упаковку платочков.

— На.

— Спасибо. Не веришь, да?

Телефон на столе зашелся истошной трелью. Костик подскочил, протянул руку и замер:

— Можно?

Кирилл кивнул. Костик схватил трубку, послушал, прежним уверенным тоном пообещал, что скоро приедет, отключился и повернулся, протягивая телефон обратно. Рука дрожала.

— Что?

— Они меня ждут. Кирюш, отпусти меня, а?

Кирилл чуть не выронил телефон.

— После того, что ты тут наговорил? Я не…

— Меня же посадят?

— Ну, может быть, как за самооборону…

— Посадят же, да? — не слушал Костик.

— Скорее всего.

— Отпусти! А я завтра вернусь. Ну, чтобы сам, понимаешь? Чистосердечное. Как будто я сам пришел! Тогда же меньше дадут? Он же ко мне приставал, я отпихнул, и он сам… Я все-все расскажу, как было: и про бухгалтера, и про Крылова, и про этого гада…

Костик шагнул вперед, запнулся за рюкзачок и чуть не свалился. Кирилл поймал его и инстинктивно прижал к себе. Костик прильнул — костлявый, горячий, его колотило, а голос звучал глухо, прямо Кириллу в грудь.

— Кирюш, пожалуйста! Вдруг отец, пока я буду там… у него здоровье плохое. Вдруг я его в последний раз видел? Отпусти, а?

— А что ты ему скажешь?

— Скажу, что ухожу. Уезжаю. Что нашел человека. Что буду звонить.

— Он поверит?

— Поверит. А ребята сделают так, что он ничего не узнает.

Костик поднял голову, смаргивая слезы, щурясь, чтоб разглядеть Кирилла, а тот снова засмотрелся — утонул в мокрых, излучающих надежду глазах.

— Кирюш?

Он почти потянулся к приоткрытым губам, почти, но опомнился, а тут и Костик моргнул и отвел взгляд.

— Ладно, иди.

— Правда?

— Иди.

— Я завтра утром приду! Я обязательно! Спасибо, Кирюш! Спасибо!

— Уматывай! Ну?!

Костик выскочил за дверь. Кирилл сел прямо на стол, расстегнул ворот рубашки