Без срока давности - Владимир Бобренев

Между тем Могилевский, его помощники Григорович, Филимонов, старший химик Щеголев, научные сотрудники лаборатории Наумов и Муромцев, возглавлявшие различные направления работы, продолжали исследования и уже продвинулись достаточно далеко. Не стоит представлять, будто в лаборатории лишь пили спирт и развлекались с девками в кучинской бане. Мы помним, с чего начинал Могилевский свою работу в лаборатории, какое досталось ему наследство. Теперь все изменилось. Постепенно исследования приобретали все более качественный, научно-обоснованный, фундаментальный характер. Одни сотрудники специализировались по изготовлению различных композиций ядов, другие занимались разработкой и созданием орудий и приспособлений их скрытого применения и введения в организм человека, третьи экспериментировали над людьми и, наконец, четвертые — корпели над исследованием признаков наступления смерти. Ни фамилий своих жертв, ни инкриминированных им преступлений никто из сотрудников лаборатории не знал, да они и не проявляли к «птичкам» никакого интереса, кроме чисто профессионального. Для экспериментаторов их жертвы были всего лишь подопытным «человеческим материалом».

После наркомовской накачки на испытаниях очередного изобретения почти всегда присутствовал кто-то из вышестоящих начальников, а также лица, непосредственно заинтересованные в получении именно разрабатываемого препарата, вроде разведчиков Павла Судоплатова или Наума Эйтингона. Почтил лабораторию своим присутствием и сам Меркулов. Так что интерес к ее деятельности не только не ослабевал, но и постоянно повышался.

После неудач с испытанием фургона Могилевский всерьез опасался, что Берия охладеет к делам его лаборатории. Чем это чревато — он себе представлял отлично. Горе тому, кто не оправдал надежд этого всесильного человека, посмел разочаровать наркома. Это верная дорога к смерти. Могилевский поделился своими опасениями с генералом Судоплатовым. Но тот, к изумлению начальника лаборатории, прямо-таки взбодрил его:

— Да ты не волнуйся. Я точно знаю: нарком интереса к твоим опытам с ядами вовсе не утратил. Больше того, он удовлетворен постановкой дела в лаборатории и уверен, что результаты уже не за горами.

— Спасибо за хорошую новость.

— Даже больше тебе скажу, товарищ Берия намерен развернуть эксперименты еще шире. Ты правильно сделал, что не прекратил параллельные испытания сразу по нескольким отравляющим веществам, а лишь сконцентрировал работы на самых перспективных. Кстати, как там движутся дела?

— Да вроде получше, чем с рицином.

— В общем, ты подготовь мне подробную информацию, чтобы я мог доложить наркому об успехах лаборатории при очередной встрече.

— Скоро представлю.

Могилевский корпел над докладом три ночи подряд. Привел первые показатели, четко обозначил перспективы, указал, какие препараты и когда лаборатория готова предоставить. Видимо, подготовленный и переданный Судоплатову доклад вполне удовлетворил и Берию. Потому что вскоре он вызвал к себе Блохина и куратора лаборатории Филимонова.

— Не кажется ли вам, товарищ Блохин, что пора бы уже позаботиться о новых помещениях для заведения Могилевского?

— Да он вроде бы на размещение не жалуется, товарищ нарком, — ответил за коменданта Филимонов.

— Это хорошо. Но зачем же ждать, когда пожалуется?

— Мы готовы выделить ему под лабораторию еще несколько камер во втором доме, — подал идею комендант.

— Какие камеры? — недовольно поморщился Лаврентий Павлович, изогнув тонкие губы. — Это должны быть медицинские палаты. Товарищ Могилевский совершенно правильно ставит вопрос в своем докладе. И запомните, люди там занимаются серьезными исследованиями, представляющими особую государственную важность. А вы тут говорите про какие-то камеры. Ну и представления же у вас, товарищ Блохин. Никакой интеллигентности. Никакой научности. Я уже не говорю о политическом видении вопроса…

— Виноват. Я все понял, товарищ нарком.

— Вот и хорошо. Тогда выполняйте.

Блохин к тому времени уже больше десятка лет прослужил в своей должности. В ведении коменданта НКВД находились и внутренняя тюрьма, где он считался самым большим начальником. Ее камеры были заполнены как пчелиный улей. Там можно было отыскать специалистов любой профессии. Так что с квалифицированной рабочей силой проблем у него никогда не возникало. Набрать команду строителей из числа заключенных в любом количестве комендант мог в два счета. Если бы не хватило арестантов из внутренней тюрьмы, то по его требованию немедленно привезли бы заключенных из любой другой. ГУЛАГ-то был необъятный, а Блохин — один. И сравниться с его властью в этой империи не смог никто.

По практичному складу характера, да и мужицкой простоте, а больше всего в силу огромного тюремно-командного опыта Блохин никогда долго не рассуждал. Получил задачу — ее надо выполнять. Он сразу же отдал необходимые распоряжения по реконструкции помещений лаборатории, и буквально через несколько дней она преобразилась. Придирчиво осмотрев сделанное, комендант пригласил Могилевского и сотрудников лаборатории принимать работу.

Но ожидаемого эффекта все же не получилось. Могилевский, Муромцев, Григорович придирчиво раскритиковали ремонтников: все равно помещения выглядели по-тюремному. Только Хилов не выразил ни восхищения, ни недовольства.

— Понимаете, — впервые в жизни позволил себе Григорий Моисеевич выступить в качестве оппонента Блохина, — мы же занимаемся серьезнейшими экспериментами, настоящей наукой.

— Ну и что с того? — задетый критическими замечаниями, недовольно прорычал комендант, принимавший упреки только наркома да нескольких его ближайших замов.

— Человек должен ощущать себя в этих стенах так, словно он находится в естественных условиях: дома ли, на работе ли, на приеме у начальства…

— Ладно уж, — помрачнев, прохрипел Блохин. — Тоже мне науку открыли. Как дома это тюремное дерьмо должно себя ощущать! Может, к арестантам еще и официантку приставить, чтобы приходила к нему как любовница? Или баню с мраморным бассейном прикажете построить?

В глазах Блохина вспыхнули недобрые огоньки.

— И все же, товарищ Блохин, я настаиваю на том, чтобы приказ наркома был выполнен точно. Зачем нам с вами неприятности? — уже переходя на примирительный тон, заговорил Могилевский. — Комнаты или камеры, как вы их называете, должны выглядеть по-больничному и хорошо просматриваться нашими исследователями. А вот «пациентам» знать об этом вовсе не обязательно. И потом, надеюсь, вы не забыли, товарищ Блохин, что на открытие пообещал зайти к нам сам нарком Лаврентий Павлович Берия. Надо сделать все, чтобы ему у нас понравилось.

Упоминание о Берии немного умерило недовольство коменданта НКВД. Нарком действительно последнее время уж очень пристально следит за лабораторией Могилевского и вполне может посетить эти «палаты». Если ему что-то не понравится, тогда хорошего ждать нечего. Испытывать лишний раз на себе гнев начальства совершенно не к чему. Пожалуй, тут Григорий Моисеевич прав.