Незнакомец. Суровый батя для двойняшек - Регина Янтарная

И тогда… мы соберем вещи и уедем из этого жуткого места.

Начнем жизнь с нуля втроем – я и двойняшки. Знаю, что мои дети поймут меня со временем, осознают, что без Димы нам намного лучше и свободно дышится. Мы не будем ходить по струнке, будем делать и жить так, как нам хочется.

Уверена, жизнь нас вознаградит за это!

На этих мыслях выхожу из комнаты, и мое место занимает Рая.

– Приму душ, переоденусь, проведаю Лешу и вернусь к дочери, – отчитываюсь перед няней. Координирую ее по дальнейшим действиям.

Не успеваю дойти до своей спальни, как из соседней выходит муж и удивленно вскидывается на меня.

– Какого черта ты здесь делаешь? Почему не в доме объекта?

– А ты не в курсе? – делаю шаг к Дмитрию. – Алена сегодня заболела. Куда ты смотрел?!

– Я? Снова обвиняешь меня? Вырастила их невоспитанными, своевольными. А виноват?

Вспоминаю, что у меня есть план. И понимаю, что сейчас нельзя ругаться с супругом, чтобы он не разрушил его. Придется продолжать играть по старым правилам.

– Извини. Я на взводе. У нее температура до тридцати девяти доходила. Сейчас уже лучше. Удалось сбить до тридцати семи.

– Хорошо! – безразлично отвечает супруг. – Значит, ты сейчас переоденешься и вернешься в дом к бывшему. У нас до сих пор нет ключей от сейфа конструкторского бюро. У Седого точно есть сейф в доме, где он хранит их. Возможно, и документы какие-то есть в доме.

– Я не вернусь… сейчас. У меня ребенок. И он болен. Я – мама, и я нужна сейчас своему малышу.

– Плевать! – Дима хватает меня за запястье, трясет мою руку. – У твоей Алены есть няньки, повар, врач. Ты ему не нужна. Зато нужна мне и своему отцу. Твоя обязанность – служить нам! Всё. Пойми это своей глупой блондинистой головкой. Роль женщины – рожать и служить мужчине.

Да пошел ты!!! – бьет молотом у меня в голове.

Едва сдерживаюсь, чтобы не сказать едкие слова вслух.

Нельзя подставляться! Муж и отец должны до последнего верить, что я с ними. – Говорю себе мысленно.

– Маша! Мы на финишной прямой. Вали к своему бывшему мужу. Прямо сейчас!

– Нет! – жестко стою на своем. – Дочь поправится, тогда и поеду к Седому. А сейчас отпусти мою руку. Мне нужно принять душ и вернуться к ней. Я ей нужна! – вырываюсь из ослабшей хватки обомлевшего Димы, иду к себе.

Принимая прохладный душ, прокручиваю в голове мысль за мыслью. И все они касаются побега.

– Аленушка, выздоравливай поскорее. Теперь от тебя зависит наша свобода.

Приняв душ, завтракаю вместе с сыном, и возвращаюсь к спящей дочери.

– Рая, можете отдохнуть. Я до обеда пробуду с ней. Потом снова поменяемся.

– Хорошо, Мария Егоровна, – женщина поспешно уходит, бросая заботливый взгляд на девочку, мирно спящую в кроватке в обнимку с розовой пандой.

Глава 42

Мирон

Машенька просыпается с плачем, и я понимаю, что она испугана, а может и мокрая. К горшку она конечно, приучена. Не носит его на голове. Но всё же по ночам у нее возникают запруды, вот и эта ночь не стала исключением.

На этот разу у меня не возникает желания позвонить ни одной знакомой женщине. Хватит с меня двух «боевых» подруг на сегодня.

– Машунь, – подхожу к кроватке, достаю оттуда племянницу. Смотрю на ее заспанное личико, вытираю слезинки с теплых щечек.

Неожиданно глаза будто пелена застилает, и вместо племяшки вижу свою дочку.

Вижу очень ясно, потому что что Мария прислала мне четыре фотографии, и я половину ночи лежал в кровати с включенным телефоном и изучал каждую черточку дочки и сына.

Вот и сейчас вижу огромные серые глаза дочери, ее острый носик, губки, бровки бантиком, светлые кудряшки.

Смотрю на нее непроницаемым взглядом и прихожу в себя, когда малая кусает меня за палец.

– Ма-ша! – нельзя так с дядей.

– Тетя? – племянница показывает пальчиком на дверь.

– Тетя уехала к своей дочке, она заболела, – оправдываюсь я.

Маша смотрит на меня испытующе, принимая решение, верить мне или нет.

В комнате полумрак, впрочем, как и в моей душе. Смятение – мой девиз на эту ночь.

– Я сумею, я справлюсь. – Несу малую в ванную.

Мои надежды на положительный исход тают сразу, когда понимаю, что Машенька напрудила.

Но я действительно справляюсь, и спустя пять минут уже одеваю на девочку новый подгузник. И отношу ее обратно в кроватку. Укладываю.

– Спи. Еще утро не наступило.

Малышка меня не отпускает. Берет за руку и прикрывает глазки. Что-то бормочет.

– Треклятая гордыня! – шиплю я. Вспоминая, как отказался от детей. Но потом вспоминаю, что дело здесь не в гордыне и не в гордости, а в том, что мы с Машей изначально оказались на разных сторонах. Она – зло, я – добро.

Это сейчас, спустя годы я понимаю, что у Маши не было никакой стороны, тогда она не выбирала между отцом или мной. Также как наши дети не выбирали сторону, когда пришли на этот свет.

Они были и есть просто дети, которые нуждаются в любви и заботе. Им плевать, кто их отец. Они готовы любить любого – даже такого мерзавца как Дима.

Машенька засыпает очень быстро, а я всё сижу и сижу около нее, держа ее за руку. Не хочу уходить, оставлять ее. Не желаю оставаться в одиночестве сейчас.

Почему?

Потому что боюсь себя. Боюсь всё сломать в порыве увидеть своих детей прямо сейчас.

Хочу поехать туда и обнять доченьку, сказать:

«– Милая, я твой папка. Я здесь. Поэтому ты должна срочно выздороветь и уехать со мной. Я заберу тебя, твоего братика и маму, и мы покинем этот дом навсегда. Я покажу тебе феечек и другой мир, полный любви.

Вижу перед собой любопытные серые глазки наследницы, касаюсь ее шелковистых светлых локонов, молочной нежной кожи лица.

– Ты – красавица как мама!

Дочка смотрит на меня с восхищением, в ее глазах горит сумасшедший огонь.

– Ты сможешь загадать любое желание, и Фея его исполнит. Я свое уже загадал, чтобы у нас был уютный белый домик, где-нибудь на берегу океана, где всегда тепло. Там ты никогда не будешь болеть! Я загадал, чтобы мы с твоей мамой всегда были вместе.

– Папулик, феи могут все? – спрашивает дочь, кашляя.

– Всё! Ваш дед загадал вас, и вы родились.

– Папочка, где ты был раньше? – дочь держит меня