Рыцари и ангелы - Майя Яворская

находилась в том районе. А вот больниц благотворительных организаций было больше ста. И все они – потенциально возможные места работы нашего доктора. Но найти их расположение значительно труднее, поскольку информации о них практически нет.

– Погоди, – перебил его Кирилл. – Ты нам рассказываешь о том, что было в девятьсот четырнадцатом году, а нас интересуют события двадцать четвертого года. Десять лет прошло, за это время многое изменилось, советская власть пришла, буржуи разбежались, и все их больницы, небось, позакрывались.

– Вот тут ты не прав. Большевики, когда пришли к власти, могли сделать из церкви конюшню, а из барской усадьбы детский санаторий или туберкулезный диспансер. Но больницы они не трогали. Это тебе не современная оптимизация здравоохранения. Многие из них существуют до сих пор – Солдатенковская больница – это Боткинская, а Бахрушинская – Остроумовская. А детская Морозовская, она даже названия своего не поменяла. Перечислять всего не буду, утомитесь слушать.

– Верим на слово. Продолжай.

– Но был еще один момент в письмах, на который я обратил внимание. Доктор пишет, что опыты на животных идут один за другим, а она, Ева, иногда заходит к нему. А где проводят опыты?

– Где?

– Или на кафедре какого-нибудь медицинского института или в виварии при клинике. Но никаких медицинских институтов на Третьей Мещанской улице не было и нет. Значит, надо искать клинику, при которой есть виварий. Вернее, был. Екатерининская больница отпадает. В те времена научной деятельностью там никто не занимался и животных для этих целей не держал. Значит, надо искать клинику, при которой есть виварий.

– Да как ты его найдешь?

– Ну, это отдельная работа. Сначала надо найти, кто из купцов или знати жертвовал деньги не только на содержание больниц, но и на исследовательскую работу. Потом найти, какие именно исследования, в какой области он финансировал. Затем узнать, продолжились ли эти исследования после революции. И вот тогда можно поискать в списках исследователей нашего доктора. Если найдем, то можно и место проведения установить.

– Можно по-другому, – заметил Кирилл. – Просто посмотреть биографию самого Вельде.

– Проще. Если бы я раньше знал его фамилию, то так бы и поступил. А поскольку Кира рассказала только сегодня, копал я с другой стороны.

– Так давай поищем сейчас.

– Я уже поискала, – остудила пыл Самойлова. – Думаете, вы здесь самые умные? Я бы сама не догадалась?

– Ну мало ли… – пожал плечами брат.

– Мало ли, много ли… Нет там ничего про нашего доктора.

– Вообще-вообще?

– Вообще-вообще.

– Может, плохо искала? Или не так поиск задала?

– Совсем меня за идиотку держишь? – Кира выпятила нижнюю губу.

– Зюзя, не бузи. Я на всякий случай хочу проверить. А вдруг? – Кирилл состроил примирительную гримасу и перевел взгляд на приятеля. – Глянь, а?

– Хорошо, – Кузьмич задал поиск и на какое-то время уставился в монитор. – Нет, ничего нет.

– Ни одного человека по фамилии Вельде?

– Почему же. Есть, конечно. Вивиан Валде Вельде, родилась в пятьдесят первом году, писательница. Есть также Анри ван де Вельде, художник и архитектор. Кстати, Кира, тебе бы понравилось – он модернист.

– А то я его не знаю, – Самойлова продолжала дуться. – Основатель немецкого веркбунда.

– Еще один художник – Виллем ван де Вельде, родился в семнадцатом веке, – продолжил Кузьмич, благоразумно проигнорировав замечание. – Никаких Всеволодов Михайловичей.

– Понятно, – вздохнул Кирилл. – Наш доктор в вечность не плюнул. Бедные мышки и крыски погибли зря.

– Похоже на то…

– Так, с этим разобрались. Дохлый номер. Вернемся к поискам вивария. И что, ты это сделал?

– Конечно, иначе бы и не говорил.

– Ну давай рассказывай! Не томи.

– Был такой купец Проскурин, который жертвовал большие суммы как на саму медицину, так и на медицинские исследования. Он, конечно, не Морозов или Мамонтов, но уделял больше внимания именно науке, – Кузьмич оторвал взгляд от своего гаджета и взглянул на друзей, чтобы убедиться, внимательно ли они следят за ходом мысли. – Из собственных средств он начал финансировать исследования по лечению ран. Не забываем, что Первая мировая война началась как раз в девятьсот четырнадцатом году. С фронта стало поступать множество раненых, а антибиотиков тогда не существовало. Гнойные осложнения были обычным явлением. Из-за них очень часто люди, которые имели не очень серьезные ранения, тем не менее погибали. И эти его исследования продолжались вплоть до восемнадцатого года. Когда грянула революция, Проскурин, естественно, уехал за границу от греха подальше. Но несмотря на это, исследования продолжались и при новом режиме. Большевики были заинтересованы в результатах работы не меньше него. Хоть Первая мировая и закончилась в восемнадцатом году, но годом ранее началась Гражданская война, которая шла то ли до двадцать второго, то ли до двадцать третьего года. Точно не помню. Естественно, поток раненых за это время ничуть не уменьшился. Так что исследования не свернули.

– Но при советской власти этим уже стали заниматься не отдельные врачи, а научно-исследовательские институты, – возразил Кирилл.

– Не могу сказать, как они это организовали. Думаю, поначалу пользовались той базой, что осталась, но только уже под контролем государства.

– Хватит уже устраивать ученые диспуты на тему организации здравоохранения, – нетерпеливо перебила их Кира. – Ты лучше скажи, нашел чего-нибудь или нет?

– Нашел. Там же, на Третьей Мещанской, только ближе к центру, была частная клиника, которая занималась помимо лечения еще и исследованиями. Для чего на заднем дворе был построен виварий. Содержался он в основном на средства Проскурина, хотя, по некоторым источникам, финансами помогали и какие-то медицинские общества, и благотворительные организации.

– Да какая разница, кто давал деньги, – тряхнула головой Самойлова. – Здание еще есть или его уже снесли?

– Стоит. Я проследил его судьбу. Одно время там была ведомственная стоматологическая поликлиника. А сейчас медицинский центр.

– И все, никаких других подобных заведений в округе не было? Помнишь, мы же обсуждали, что надо бы расширить поиски по всему маршруту трамвая. Или ты нашел одну клинику и успокоился? – решил уточнить Кирилл.

– Нет, я посмотрел все. Ни на Старой Божедомке, ни на Новой, ни на Александровской, ни на Бахметьевской больниц и клиник в то время не существовало.

– Так на Дурова же есть больница.

– Есть, но нам не подходит. Построена в тридцать седьмом году.

– Погодите, это вообще где? Ни одного названия улиц не знаю, – встряла Самойлова.

– Да все там же. Я уже говорил, Старая Божедомка – Дурова, Новая Божедомка – Достоевского, Александровская – Октябрьская, Бахметьевская – Образцова.

– Зюзя, не отвлекай своими вопросами. Сама бы могла в интернете посмотреть, – цыкнул на сестру Кирилл и повернулся к приятелю. – И виварий уцелел?

– Самого вивария давно уже нет, конечно. А вот здание