Поговори со своей тенью - Наталья Андреева

«Герой нашего времени» ходит в офис в костюмах, а в театр — в кожаных штанах. Он встречает Новый год в Лапландии, новый век — в Париже, а новый отпуск — на Канарских островах. Но когда однажды Игорь подвез меня в центр и к нам подошел охранник спросить десять рублей за стоянку, брат спокойно сказал:

— Вы не имеете права, — и десять рублей не дал.

Десять рублей! Человеку, который весь день стоит на морозе! Я бы послушно полезла в карман, даже если бы ко мне подошел контролер в вагоне метро! Мне бы и в голову не пришло, что человек, который требует деньги, не имеет на это право! Но мой брат четко знает, кого можно послать, а кого не стоит. И как далеко можно послать, тоже знает. Знаменитая фраза «это ваши проблемы» совершенно в его духе. Если вы еще не поняли, почему я не попросила помощи у своего родного брата Игоря, — значит, что вы вообще ничего не поняли.

Да! Забыла сказать самое главное! Он высокий шатен с голубыми глазами. В свободное от работы время (а такового немного) Игорь ходит в элитный клуб, где играет в боулинг. Иногда в теннис. И плавает, как рыба. Меня тоже пытались с детства приобщить к спорту. Но, судя по тому, что я каждый день вижу в зеркале, ожидания моих родителей (увы!) не оправдались.

Теперь об источнике, из которого я черпаю почти что модные вещи. О жене моего брата, хорошенькой Леночке. У моей невестки золотые локоны, синие глаза и губки бантиком, точь-в-точь как у глупой резиновой куклы. Разумеется, она не работает. Тем более что моему племяннику всего два года. Итак, Леночка. Типичный представитель московской фауны. Травоядное. Млекопитающее.

У Леночкиного папы какие-то дела с моим братом, поэтому она считает, что наша семья кругом ей обязана. И никогда с нами не церемонится. Например, сидя за общим столом, Леночка может смело заявить:

— Я — вегетарианка!

Потом взять бутерброд с икрой, аккуратно счистить ее вилочкой себе на тарелку, а хлеб с маслом положить обратно. Это, мол, вам, бессовестные пожиратели мертвечины. И начать спокойно кушать икру.

Я с ужасом взираю на это вегетарианство, представляя, что из каждой икринки мог бы вылупиться малек. И икра в меня просто не лезет. Поэтому доедаю за Леночкой хлеб с маслом, поскольку уже привыкла донашивать ее одежду.

Впрочем, Леночка — вегетарианка отнюдь не по убеждениям. От природы она склонна к полноте. Сейчас Леночке только двадцать три, она очаровательна, но второй подбородок уже наметился, щечки приятно округлились, а талия после родов поплыла. И после того как одна из ее подруг сильно похудела, перестав употреблять в пищу мясо и молочные продукты, Леночка решила последовать ее примеру. Ко всему прочему, это модно и оригинально. А Леночка хочет прослыть оригиналкой.

С таким же успехом она может объявить себя папой римским или, например, йогом. Я живо представляю себе эту картину. Леночка приходит к нам в гости, спокойно заявляет:

— Я — йог! — и в то время как все остальные рассаживаются за столом, располагается посреди комнаты на ковре в позе лотоса и пытается задержать дыхание.

Разговор со мной Леночка начинает, как правило, с одной и той же фразы:

— Саша, а почему бы тебе не…

Далее следует: поменять прическу, покрасить волосы, стать вегетарианкой. Хотя на таких скудных харчах я худа и без всякой диеты. Из Леночкиных слов я делаю вывод, что ничего в моей внешности ее не устраивает. Сама она безупречна. А я…

Как только Леночка произносит свою знаменитую фразу, я думаю о себе: «Безнадежна!» Потому как полагаю, что Леночка искренне желает мне добра. Она — не злая и не жадная. А все остальное — это издержки воспитания.

Теперь к месту сказать буквально два слова о моем племяннике. Это хорошенький белокурый мальчик, пухленький и очень мягкий на ощупь. От него пахнет маленьким ребенком так сладко, что сердце замирает. И я должна была бы его любить. Старая дева, у которой нет детей и возможно, что никогда и не будет. Но втайне я думаю, что ни разу еще не встречала более избалованного, капризного и отвратительного мальчишки! Вот так. Без комментариев.

Еще два слова о моих родителях. Мама принадлежит кочень интересному типу людей. Что бы ни случилось, они упорно делают вид, что все в полном порядке, все здорово, все просто великолепно! Как у американцев: что бы ни произошло, все о'кей. Не знаю, что вкладывают в данное понятие американцы, поскольку ни разу не была в Америке, как, впрочем, и за границей вообще. Но наш русский «о'кей» — это нечто особенное, и моя мама тому пример. Наш «о'кей» означает следующее: надо, подобно страусу, спрятать голову в песок, замереть и, сняв последние штаны, подставить всему миру голую, пардон, попу. Чтобы клевали. Больно. И делать вид, что ничего не происходит. Голова-то цела! Если бы я сказала, что меня уволили со службы, в поведении моей мамы ничего бы не изменилось. Она бы с упоением продолжала рассказывать окружающим, какая у нее умная, замечательная и красивая дочь, имеющая престижную и высокооплачиваемую работу.

Точно также ничего не изменилось после ее развода с моим отцом. Они по-прежнему живут вместе, она по-прежнему стирает его белье и готовит ему еду. Разве что в холодильнике теперь обычно лежат два куска колбасы, на вид совершенно одинаковые. Один завернут в бумагу, на которой написано «И. К.» (инициалы моей мамы). Другой — в такой же бумаге, но с отметкой «В. И.» (мой отец). Однажды я пришла к родителям, будучи не просто голодной, а умирающей с голода. И, заглянув в холодильник, долго размышляла, от какого куска отрезать. Поскольку мама на скромной пенсии по выслуге, а папа работает, и доход его несоизмеримо больше, развернула колбасу с пометкой «В. И.». Отрезала ломтик и подписала: «Большое спасибо. Вашей колбасой воспользовалась А. В. Белова».

И последний член семьи — моя бабуля, Тамара Николаевна. Если себя я отношу к потерянной части поколения, то ее — к растерянной. А точнее сказать, к растерявшейся. Обе мы так и не сумели приспособиться к новым экономическим условиям. А ведь есть такие бойкие бабульки (я уж не говорю о своих ровесницах), которые заткнут за пояс любого молодого. Они стоят на рынке с вязаными носками, носят газеты по вагонам электрички, сидят на вахте в маленьких будочках. И порою на них держится вся семья. Однажды я ехала в автобусе со старушкой, которая вслух рассуждала о достоинствах проезжающих иномарок, которые видела в окно. Причем с таким знанием дела! И по ее лицу было видно, что она счастлива. Счастлива, что застала это время.

Моя же бабуля целыми днями охает, увидев в газете или по телевизору цены в долларах, тут же начинает переводить их в рубли, а эти рубли переводить в те. То есть когда проезд в метро стоил пятак и столько же — стакан семечек. Когда масло было масленее, а трава зеленее. В этих подсчетах она и проводит дни. Мне ее безумно жалко. Потому что прошлого, увы, не вернешь!

Рассказ о моей семье я бы закончила тем, с чего обычно принято начинать выпуски новостей. С политики. Хотя все включают телевизор в тот момент, когда начинают передавать погоду на завтра, особенно если сборная нашей страны по футболу накануне опять проиграла.