Полет в неизвестность - Сергей Дмитриевич Трифонов

Ознакомительный фрагментстарый добрый, всегда веселый и отзывчивый друг Мильх! И он стал другим, нет, не таким заносчивым и высокомерным, как Геринг, но другим, неконтактным, стремящимся улизнуть от встреч, прячущим глаза, скрывающим свою обаятельную улыбку. В этом случае, как мне казалось, причин было две. Первая — все та же, моя приближенность к Гитлеру и, следовательно, ревность. Вторая заключалась в статусе Мильха, который он приобрел в люфтваффе при Геринге. Мильх рассчитывал на большее, видя себя как минимум начальником Генерального штаба военно-воздушных сил, человеком, реально способным влиять на стратегические вопросы развития авиации. Возможно, он надеялся занять пост министра авиации и главнокомандующего люфтваффе в случае серьезного конфликта Геринга с фюрером. Но этого не случилось, и Мильх все больше замыкался в себе, умудрился испортить отношения с большинством высшего командования люфтваффе, многими влиятельными государственными и партийными чиновниками, генералами и адмиралами. Мне его было искренне жаль.

Ганфштенгль оказался прав: приближенность к фюреру сыграла со мной злую шутку в отношениях со многими прежними товарищами и коллегами по партии. Некоторые стали меня сторониться, другие, подобные Гиммлеру, Геббельсу, Леебу, не скрывая, заискивали и искали дружбы. Только Гесс и старый пьяница Гофман оставались искренними и добрыми друзьями. Невзирая на неприязнь Доррит к Гессу, меня связывала с ним настоящая мужская дружба. Наши отношения не изменились и после того, как Рудольф стал заместителем фюрера по партии, быстро вознесся в верхи рейха, превратился в весьма состоятельного и очень влиятельного человека. Мы, насколько позволяла работа, часто встречались у него дома, у Гитлера, в ресторанах и пивных. Он горячо увлекся спортивной авиацией, и я зачастую исполнял роль инструктора, обучая его летать по приборам в разреженном воздухе над Альпами.

С Гофманом мы тесно сошлись во время предвыборных полетов Гитлера. Он очень ценил мою доброту к нему, тяжело переносившему бортовую качку и всегда являвшемуся мишенью злых шуток коллег, обвинявших бедного Гофмана в способности уничтожить за время полетов все спиртные ресурсы Германии. Для него у меня в самолете всегда имелся неприкосновенный запас французского коньяка и шотландского виски. Его вторая супруга хорошо знала мою жену, в конце двадцатых посещала с нею музеи, вернисажи, выставки, они вместе бывали в театрах, а в последнее время она, навещая больную Доррит, приносила ей цветы, читала новости и всякие сплетни из газет и журналов. Гофман, понимая мое непростое положение, при котором пока еще относительно молодой человек, женатый на очень красивой и любимой женщине, из-за ее болезни не имел полноценного мужского счастья, всеми мыслимыми и немыслимыми способами заманивал в свое фотоателье, где угощал хорошим кофе, знакомил с симпатичными моделями и постоянными клиентками. Не хочу казаться ханжой, ему это удавалось, и я неоднократно проводил свободное время не дома, ссылаясь на занятость, а в компании Гофмана и тех молодых привлекательных и весьма доступных дам, которых Гофман называл «мои птички».

В апреле тридцать третьего года мне пришлось совершить два полета в Италию. Первым рейсом я доставил в Рим делегацию в составе Геринга, Кернера и Мильха, приглашенную маршалом авиации Бальбо для установления дружественных отношений между военно-воздушными силами двух держав. На самом деле цель визита состояла в ином. Геринг должен был подготовить первый официальный визит в Италию канцлера и фюрера Гитлера. По этому случаю нам следовало соответствующим образом экипироваться. Германские военно-воздушные силы только создавались и еще не имели своей униформы. Солдаты, унтер-офицеры, офицеры и генералы носили пока форму спортивного авиационного союза Германии. Буквально накануне визита Геринг утвердил новую военную форму люфтваффе и известный берлинский модельер и портной Хольтерс со своими помощниками шил и подгонял ее прямо у каждого из нас на дому. Так что полетели мы, одетые с иголочки. Моя форма капитана авиации и командира эскадрильи, украшенная рядами новеньких орденских колодок, серебряными знаками летчика, в том числе и итальянского, смотрелась очень даже хорошо.

Геринг уселся рядом со мной в кресло второго пилота и после взлета взял управление на себя. Он впервые вел самолет над Альпами и в ту чудесную ясную и солнечную погоду сам сиял от удовольствия, словно полированный медный таз. Но над Апеннинами плотно стоял грозовой фронт, и Геринг, передав управление мне, ушел в салон. Я спросил его: стоит ли нам входить во фронт или обогнуть его? Он ответил, улыбаясь:

— Баур, пока мы его будем облетать и добираться до Рима, можем сильно проголодаться.

В пассажирском салоне Ju-52 он уселся на скамью в самом хвосте, так как из-за своей комплекции никак не мог поместиться в кресле, и сразу же потребовал себе большую чашку кофе и бутерброды с ветчиной, баварской колбасой и сыром. Надо сказать, пока мы летели, это была уже пятая чашка кофе Геринга, а сколько он съел бутербродов и пирожных, никто не считал. В римском аэропорту Ченто-Челло, так хорошо мне знакомому по работе в «Люфтганзе», нас встречали маршал Бальбо и весь высший генералитет итальянских ВВС. Хитрый Геринг покинул самолет первым, выйдя из пилотской кабины. Бальбо как старого друга обнял и расцеловал его.

— Геринг, я лишний раз убедился, какой вы великолепный пилот! Какая чудесная посадка!

Геринг поглядел на меня, подмигнул и улыбнулся. Нас пригласили в здание военной администрации аэропорта (Ченто-Челло был аэропортом двойного назначения), где был накрыт стол с обилием закусок. Маршал Бальбо и Геринг обменялись тостами, а затем вся компания отправилась в Рим. Бальбо целый день возил нас по ресторанам, решив, видимо, уничтожить немцев методом обжорства. Кернер, Мильх и я к вечеру просто изнемогали от усталости и переедания, но Геринг был весел и с радостью продолжал поглощать все новые и новые яства. Меня спас нарочный из германского посольства, доставивший около полуночи запечатанный сургучом пакет на мое имя. Я срочно отзывался в Берлин в связи с необходимостью Гитлера лететь в Мюнхен. В Рим для Геринга и делегации уже отправили другой самолет.

Рано утром восемнадцатого апреля мы с Гитлером, министром иностранных дел Нейратом и рядом других официальных лиц вылетели на мощном и надежном Ju-52 из Мюнхена в Венецию, где должны были состояться переговоры лидеров Германии и Италии. Ровно в полдень я посадил машину на аэродром и ювелирно подкатил к группе встречавших во главе с Муссолини. Фюрер и дуче тепло поприветствовали друг друга, представили сопровождавших их лиц, а затем Муссолини неожиданно поднялся на борт нашей машины, заметив, что много слышал о ней, но ни разу не видел, и попросил меня рассказать о ее технических данных. Надо сказать, он сам, будучи неплохим летчиком, хорошо в