Нежная ночь Ривьеры - Наталья Сергеевна Лебедева

Ознакомительный фрагментулице. Правда, сейчас он был во фраке и самозабвенно выдувал из своей трубы что-то отчаянное, будто выколдовывал, выкликал кого-то своей музыкой. Так факир вызывает из корзинки опасную змею.

И змея появилась.

По проходу между столиками шла девушка, похожая на красивую ведьму из гламурного триллера: очень худая, с заносчивым напудренным белым лицом, с которого раскаленными углями сверкали глаза. Черный шелковый сарафан с большими разрезами обвивался вокруг ее длиннющих ног, а мечущиеся по плечам темные, обесцвеченные на концах волосы и правда напоминали белоголовых змей.

Девушка встала рядом с саксофонистом: он почувствовал ее присутствие, не разжимая сомкнутых глаз, и заиграл томную мелодию, которая потянулась по залу, как дым от вишневых сигар. Девица замерла, вслушиваясь, закачалась в такт музыке и начала вплетать в нее свой мурлыкающий, капризный голос.

Мне даже трудно было разобрать – хорошо ли она поет. Гортанные, хрипловатые придыхания были наполнены таким раскаленным любовным током, что зал перестал жевать.

Вдруг на самом страстном пассаже солистка сделала резкое движение – и концертное платье упало к ее ногам. Публика ахнула – девица осталась голой, но как ни в чем не бывало продолжала петь, горделиво вздернув подкрашенные алые соски на почти отсутствующей груди.

Впрочем, приглядевшись, я поняла, что полупрозрачные, телесного цвета стринги на ней остались.

– Бедная Лиза совсем с дуба рухнула! – прищурилась на солистку Катя. – Копирует Зельду. Та тоже практиковала эксгибиционизм. Раздевалась на приемах, танцевала нагишом. Но она хотя бы была официальная сумасшедшая! Эта же – петь не умеет, своего ничего придумать не может. А дураки, – Катя кивнула на саксофониста, – ведутся!

Музыкант выдал победную трель, кружок фанатов Зельды бурно зааплодировал, остальная публика неуверенно их поддержала. Пожилого краснолицего немца за соседним столиком, тоже захлопавшего в ладоши, жена с возмущением ударила по рукам веером.

Девушка насмешливо поклонилась. И, тряхнув волосами-змеями, прошагала через весь зал к выходу.

Я поняла, что здесь не так буржуазно-тоскливо, как мне показалось вначале.

Через десять минут солистка, накинув платье, но не смыв с лица ни белый грим, ни высокомерную отстраненность, присоединилась к фанатам Зельды.

– Ешь давай! Поправляйся! – громогласно приветствовала ее пышнотелая Ирусик. – А то ты что-то совсем дохленькая!

Согнутый в дугу официант в белом колпаке тут же поставил перед дохленькой и сидящим рядом с ней Длинным большие блюда.

Тот поднял крышку – и ресторан огласил его визгливый вопль:

– А-а! Что это?

Парень вскочил и нелепо замахал руками.

– Что? – испуганно прошамкал официант.

Мы с Машкой от любопытства даже привстали: на тарелке сидела живая лягушка. Похоже, она была испугана не меньше Длинного.

– Ой! – отшатнулся гарсон в колпаке. – Опять! Курица опять превратилась! Меня уволят!

Лиза подняла свою крышку – под ней лежал крохотный букетик фиалок.

– Поль! Ты в своем репертуаре! – обернулась она, даже не улыбнувшись.

Только сейчас я узнала в официанте саксофониста – когда только успел переодеться.

– Дурак! Сколько можно! Теперь сам ее отсюда убирай! – Длинный смешно переступал с ноги на ногу, как вспугнутый журавль. Есть такие люди – идеальные жертвы розыгрышей.

А вот сидевшая рядом с ним Алиса даже не перестала жевать. Ее собачка тоже сидела так тихо, будто и правда была игрушечной.

– Хватит дурачиться! – не выдержала Гусыня. – Здесь не ваши игрища. У нас серьезное мероприятие!

В этот момент над рестораном раздался протяжно-утробный, пробирающий до мурашек вопль. Так воет на болотах собака Баскервилей. И Буник, когда у него заканчивается кость.

Неудачный перекур

Машка в честь моего дня рождения милосердно вызвалась одна проводить Катю в наш номер. А Председательша решила разрядить обстановку и объявила:

– Перекур! Идем гулять на воздухе!

– Где моя сумочка? – вскричала Гусыня, шаря по столу. – Я вот сюда ее положила!

Павел засуетился, сидящий напротив Поль заглянул под стол, наклонился:

– Вот же она! Наверное, упала, а кто-то задел ее ногой…

– Шанель – ногой? – вскричала Гусыня. Прижала сокровище к груди. И компания повалила на террасу.

Я вышла вслед за соседями. В густом, по-южному плотном воздухе стояла чудесная смесь запахов: свежего моря, смоляных пиний и не успевших закрыть белые головки цветов.

За столиками с горящими свечками сидели парочки. Я спустилась по лестнице к пустому темному пляжу, упала на шезлонг, вглядываясь в расслабленно вздыхающую черную тушу залива. Тоже вздохнула. Интересно, есть ли где-то на свете мужчина, который предназначен именно мне? Может, ему по ту сторону темноты сейчас тоже неуютно и зябко: он думает – от вечерней прохлады, а на самом деле – от того, что рядом с ним нет меня… Противный сквозняк одиночества – почему он достает меня даже здесь, в этом раю?

Вдруг я услышала голос на пирсе: какой-то мужчина быстро прошел по причалу и плюхнулся на шезлонг неподалеку, явно не разглядев меня в темноте. Я тоже видела только его спину. Зато отлично слышала, как он говорил:

– Мари! Ты же мне обещала! Сколько можно за мной следить?! Зачем ты звонила в отель на рецепцию?

Я улыбнулась: что ж, ссорящиеся любовники – неплохой ответ Вселенной на мой вопрос. Но, оказалось, ссора не была любовной.

– Пойми, я, хоть и твой внук, уже не маленький мальчик! – набирал обороты голос. – Если я не отвечаю, значит, в этот момент занят, а не утонул или попал под машину. Нет, приехать сейчас тоже не могу. Я был у тебя утром. Мари, у тебя такие приступы по три раза на день. Вызови врача. Да, я бездушный эгоист.

Мужчина поднялся, порывисто зашагал обратно к ресторану. И я узнала в нем саксофониста Поля. Что ж, за внешностью счастливчика могут скрываться невидимые миру слезы…

В ресторане соседняя компания потихоньку рассаживалась.

– Где ты была? Мы с Катей уже накормили животное и давно вернулись! – ревниво спросила Машка. Она по старой журналистской привычке опасалась: я могу увидеть что-то интересное без нее.

Но мы увидели это вместе.

Не дождавшись неизвестного нам Влада Николаевича, Нинель с Павликом отправились за своей реликвией. Через пять минут дверь ресторана распахнулась, и в нее влетела Гусыня. Это был тот случай, когда можно воочию наблюдать, как скорость мысли опережает скорость звука. Ужас на лице Нинель был написан, а голос явно запаздывал. Только когда она пробежала половину зала, из ее рта вырвалось:

– А-а-а! Розовая пантера! Розовая пантера!

Я подумала, что сумасшествие иногда настигает людей в самых неожиданных местах. Но тут в дверях появился Павел со скошенными к переносице глазами.

Ирусик подскочила:

– Что? Что стряслось?

Гусыня еще немного подышала, как рыба. И наконец перешла на