Руководство для начинающего детектива-реставратора - Марк Экклстон

* * *

Ровно в полвосьмого Астрид устроилась смотреть «Собаке нужен дом». Она свернулась калачиком в углу дивана, натянув шерстяное покрывало до самого подбородка. В руке большой бокал с вином. Она не знала, хватит ли ей душевных сил, чтобы досмотреть передачу. Зачем Саймон все испортил?

Последние пять минут передачи занимал ролик про день, проведенный Пэм вместе с Тоби: Пэм неловко бросает мяч, Тоби катается с песчаной дюны. Затем следовало финальное объявление. Примет ли Пэм Тоби как своего Питомца Навеки? Астрид сжала край покрывала. Да, Пэм сделает все правильно. Должна сделать.

– Конечно, возьму, – выдохнула Пэм.

Тоби пулей помчался к новому хозяину с выражением полнейшего счастья на своей песочной морде. Пэм схватила его в объятия… и Астрид зарыдала. Слезы текли по щекам, вино из бокала залило диван. Целых пять минут безудержного плача.

Рядом завибрировала диванная подушка. Астрид вытерла глаза тыльной стороной руки. Опять тот самый городской номер. Точно спам. «Тьфу!..» Она швырнула телефон через всю комнату и поплелась на кухню подлить вина.

Глава 3

Четверг, день второй

На работу Астрид обычно ездила на метро. Станция «Ватерлоо» за углом от дома, потом две остановки под Темзой до «Чаринг-Кросс». Но сегодня утром девушка решила пройтись. Не тот день, чтобы лезть под землю.

По пешеходной части железнодорожного моста в обе стороны текла толпа. На двух скоростях. Прибывшие на Ватерлоо шли навстречу ветру, стремясь на север. Туристы заметно медленнее – на юг. Под ними всеми преодолевал течение прогулочный кораблик. Далеко в небе к востоку в аэропорт Лондон-Сити заходил на посадку самолет. По рельсам рядом прогрохотал поезд. Все было в движении. Лондон просыпался, поигрывал мускулами. То, что Астрид нужно сегодня, – затеряться среди незнакомцев и городского шума.

Она шла дальше к Трафальгарской площади, мимо огромных бронзовых львов, охраняющих колонну Нельсона. Впереди возвышалась над площадью Национальная галерея. Лавируя между группами туристов, девушка поднялась по ступеням из песчаника, удовлетворенная тем, что вчерашнее решение сохранить брак не ослабло. Вечером Саймон вернется и объяснится. Она почти с нетерпением ждала его униженных извинений. Затем продолжится совместная жизнь. Золотой браслет лежал в сумочке. По пути домой Астрид остановится на мосту и выбросит его в реку. Это будет символично. Новое начало.

* * *

Отдел реставрации выглядел как продвинутая химическая лаборатория. Хорошо освещенный, с яркими белыми стенами. Толстая труба из серебристой фольги шла вдоль потолка и разделялась на отростки, нависавшие над пятью стальными столами. На доске на дальней стене разместились разнообразные инструменты, от миниатюрных отверток до болторезов. И повсюду, прислоненные к стенам или стоящие на мольбертах, были картины. Портреты, пейзажи, натюрморты, батальные сцены. Обнаженная фигура, застенчиво отворачивающаяся от окна.

Астрид повесила пальто на один из крючков рядом с дверью. В углу за столом уставился в монитор молодой человек. Копна иссиня-черных волос подрагивала в такт металлическому ритму, доносящемуся из наушников. Он заметил Астрид, только когда она встала практически вплотную к нему.

– Привет, Астрид. – Он крутанулся на кресле и снял наушники. – Как дела?

– Все нормально, спасибо, Мураки.

– Саймон еще не вернулся?

К вопросам коллег о Саймоне Астрид относилась недоверчиво. Иметь мужем руководителя отдела реставрации не способствовало сближению с людьми. Ну или они чересчур старались. Мимоходом бросали: «Пойдем выпьем», затем добавляли: «И если хочешь, зови Саймона», будто эта мысль только пришла им в голову. Но Мураки был слишком ценным сотрудником, чтобы беспокоиться насчет мнения начальства.

– Вернется сегодня вечером. Неважно. – Она указала на монитор, заполненный зубчатыми цветными полосками. – Проба Тициана?

– Да, она.

Астрид присмотрелась к изображению. Взяла со стола карандаш и провела его острием вдоль белой линии на экране.

– Видишь? На нижнем слое нет угля.

– Поразительно, да? Без эскиза, сразу на холсте.

– Вижу… гениально. – Она выпрямилась и повернулась, чтобы отойти.

– Постой, – позвал Мураки.

Она обернулась.

– Смотрел вчера фильм с актрисой, которая тебя напоминает.

– Правда? Как ее зовут?

– Понимаешь, – Мураки качнулся назад на кресле, – я вроде как заснул до титров.

– Серьезно?

– Да ты ее знаешь. Такая клевая красотка.

– В самом деле?

– Как Грейс Келли.

– Ух ты, Грейс Келли, – она сделала пируэт, – это мне подходит.

– Только ты постарше.

– Постарше? Мураки, ты знаешь, что в этом месяце Саймон проводит твою аттестацию? Одно мое слово, и ты пропал, – сказала она, стараясь казаться невозмутимой.

– Точно-точно. Но я же талант и виртуоз, да? Значит, детка, я неуязвим, – хихикнул он и крутанулся на кресле, сделав полный оборот.

– Мураки, может, родители привели тебя по программе «Покажите детям свою работу» и потом забыли забрать?

Мураки подмигнул и отвернулся к монитору.

– Увидимся, неудачница.

– Увидимся.

* * *

Остаток утра Астрид чистила автопортрет Уильяма Добсона[6]. Ватными дисками с растворителями она постепенно раскрывала оригинальные цвета. Представляла, как художник стоял и рассматривал себя в зеркале. Был ли он доволен увиденным? Вероятно, нет – он не обольщался. Непослушные волосы, большой нос, рябой, как и вся кожа.

Прослеживая каждый мазок, она ощутила проворство руки мастера – ему не терпелось окончить картину. Но он потратил много времени на глаза. Изумрудные, блестящие из-за мимолетных касаний кистью. Ничтожная белая точка добавляла взгляду огня.

Астрид любила такие дни. Тихие дни, когда слышно только урчание металлических труб, втягивающих воздух. Она с головой погружалась в работу, наблюдая, как постепенно оживает полотно, будто бы само, без ее помощи. А сегодня это позволяло ненадолго забыть о Саймоне. После тщательной очистки левого зрачка Добсона его настроение переменилось. Теперь он будто улыбался, хотя рот она еще не трогала. Возникло чувство радостного возбуждения. Благодаря ей спустя четыреста лет кто-то снова улыбается.

* * *

В двенадцать двадцать она отставила портрет в сторону и направилась на третий этаж, к собственным обеденным залам Национальной галереи. На полпервого Астрид забронировала столик на двоих – пообедать с Джиной, и очень этого ждала. Они не виделись с тех пор, как подруга ушла из отдела работать в фешенебельную галерею на Кинг-роуд. Дату обговорили за несколько недель и ни разу не перенесли. С другими так, чтоб встречу пару раз не отложили, случалось редко. Люди бывали заняты. Кто-то, по мнению Астрид, не менял планы до последнего на случай, если подвернется что получше. Только не Джина. На Джину можно положиться.

На входе метрдотель, худой мужчина с темными прилизанными волосами, просматривал книгу бронирований. На стук каблуков Астрид по паркету он выпрямился, словно выдра, услышавшая лязгнувшее ведро смотрителя.

– Ох, Астрид, какая приятная