Дом молчания - Донато Карризи

– Мы купили старинную виллу в Пьян-де-Джуллари, ремонт еще не закончен, но мы уже туда переселились, – прибавила Сусана. – Хотим, чтобы она стала нашим первым настоящим домом.

На холмах вдоль дороги на Импрунету располагалось несколько знаменитых исторических особняков, в том числе Каппони, Джулларино и Джойелло, где умер Галилео Галилей. Там же стоял прекрасный монастырь Святого Матфея на Арчетри. Цены на недвижимость в том предместье были заоблачные.

– Устроиться здесь оказалось куда легче, чем мы думали, – продолжила женщина. – Матиас быстро привык к новой школе и завел кучу друзей.

Она произнесла фразу с ноткой сожаления, словно надежды семьи не вполне оправдались.

– Расскажите мне о Матиасе, – попросил Джербер. – Чем он интересуется?

– Он всегда был веселым и общительным мальчиком, – начал отец. – Занимался спортом, любил футбол, увлекался аэромоделированием и комиксами…

Иво говорил в прошедшем времени и с заметной горечью в голосе.

– Мы очень внимательно относились к его образованию и воспитанию, – добавила Сусана. – Установили четкие правила: никакого смартфона, никаких жестоких видеоигр. Проверяли, что он смотрел по телевизору и нет ли чего-нибудь неподходящего в комиксах.

– А теперь он не желает выходить из дома, – произнес отец расстроенно, словно все их усилия пропали втуне.

– И мне пришлось похоронить себя на вилле вместе с ним, – грустно улыбнулась мать.

При всей серьезности последних слов, оба родителя выглядели уже не так скованно. Похоже, настало время узнать о причине, заставившей их обратиться к психологу.

– Опишите подробно, что произошло с вашим сыном.

– Все началось самым обычным утром, – заговорила Сусана. – За завтраком Матиас рассказал нам свой сон. Тогда я не придала ему значения, обратила внимание только потому, что Матиас очень редко рассказывал о снах.

– Он казался таким беззаботным, – добавил отец. – Рассказывая, пил шоколадное молоко с тостом и джемом.

– Сон был простым, даже непонятно, что в нем особенного, почему Матиас решил о нем заговорить. Ему приснилось, что во дворе школы они с одноклассниками играли с радиоуправляемым самолетиком, который мы подарили ему на день рождения. Порыв ветра унес самолетик в кусты. Матиас пошел его искать, беспокоясь, не сломалась ли игрушка или, того хуже, не потерялась ли совсем, но нашел самолетик в зарослях ежевики целым и невредимым. Он попытался его вытащить и вдруг увидел, что над ним стоит женщина в темной одежде и с длинными черными волосами. Матиас с ней поздоровался, та не ответила. Тогда он взял самолетик и вернулся к товарищам, на чем сон и закончился.

Слушая этот рассказ, Джербер делал в уме пометки и пока не понимал, как сон мог спровоцировать расстройство.

– Мы выслушали и ничего не сказали, а Матиас сразу сменил тему. Казалось, ничего не произошло, – продолжил Иво. – И в течение того дня никто из нас больше не вспоминал про этот сон.

– Мы просто о нем забыли, – подтвердила Сусана. – До следующего утра.

– За завтраком Матиас обмолвился, что черноволосая женщина вернулась.

К удивлению Джербера, отец произнес последнюю фразу с какой-то мрачной экспрессией.

– Второй сон отличался от первого, – продолжил Иво. – В нем мы, все трое, оказались на пляже в Пириаполисе, куда обычно ездим, когда проводим лето в Уругвае. Матиас заметил незнакомку, потому что она единственная была в темной одежде.

– По его словам, эта женщина смотрела на нас. Вернее, на него. Поначалу сон меня встревожил. Помню, я поставила чашку с кофе на стол, потом подумала, что это всего лишь совпадение.

– На следующий день сын вновь рассказал нам нечто похожее. И на четвертый, и на пятый. – Голос Иво задрожал.

– С тех пор сны о незнакомке не прекращаются, – всхлипнула Сусана.

– Матиасу снится его обычная детская жизнь, – продолжал Иво. – Ну, знаете, поездка в кино, визит к стоматологу, уроки плавания, футбольный матч… И при этом в каждом сне появляется эта женщина.

– Не понимаю, – прервал их Джербер. – Она его пугает, как-то угрожает ему?

– Нет-нет, – подумав, ответил отец. – По словам Матиаса, она просто за ним наблюдает.

– Никогда даже не раскрывает рта, – подтвердила Сусана.

– В какой-то момент мы решили, что он просто издевается над нами. Я даже его отругал, – пробормотал отец, покачивая головой.

– Дети нередко ведут себя так, – подтвердил Джербер, кое-что знавший о том, что не одни только взрослые способны на жестокость. – Матиас может вас проверять, я бы так это назвал. Для него то, что вы ему верите, – доказательство любви. Ребенок не осознает чрезмерность подобных притязаний, но и вам не следует идти у него на поводу. – Пьетро пытался выражаться предельно ясно и говорить уверенно. – Прежде всего, бессознательное, диктующее нам сны, хаотично. Да, иногда видения повторяются, но они не повторяются в точности. Когда мы спим, мы отключаем разум и как бы перезагружаем его – это хорошо отработанный процесс. Сны же – всего лишь отходы, оставшиеся от этой перезагрузки. Вот почему большая часть происходящего во сне забывается и нам редко удается что-то рассказать на следующее утро. Даже если допустить, что ваш ребенок каждую ночь видит одно и то же, практически невероятно, что он запоминает все в точности.

Как казалось Джерберу, говорил он убедительно, однако развеять тревогу посетителей не смог.

– То же самое нам говорили ваши коллеги, – усмехнулся Иво, терпеливо выслушав объяснение.

– Все психологи и психиатры, к которым мы обращались, повторяли это в один голос, – подтвердила Сусана.

– Но вы продолжаете верить, что Матиас говорит правду? – поднял брови Джербер.

– Как долго ребенок может врать, по-вашему? – ответила Сусана вопросом на вопрос.

– А как долго длится эта история со снами? – спросил Джербер в некотором замешательстве.

– Уже почти год, – ответил отец.

Пьетро полагал, что речь о нескольких днях, от силы неделях. Его уверенность в собственной правоте поколебалась. Все оказалось серьезнее, чем он думал.

Время на исходе.

Теперь сказанное матерью Матиаса обрело смысл. Джербер понял, что навязчивое состояние ребенка могло перерасти в настоящий психоз.

– Не прошло и недели после первого сна, как Матиас очень изменился, – продолжила рассказ Сусана. – Сделался нервным, раздражительным. Постепенно он замкнулся в себе, впал в апатию, перестал улыбаться, играть с другими детьми, снизилась успеваемость… Он ко всему утратил интерес.

– Всякий раз, когда мы пытаемся поговорить с ним, грубит. Хотим подойти – он нас отталкивает.

– В общем, через месяц от веселого и живого мальчика не осталось и следа. Его как будто подменили, – заключила мать.

Джербер подумал: не мог ли Матиас принять свою фантазию за реальность? Зачастую дети настолько увлекаются выдумками, что не могут отличить правды от лжи.