Банка для пауков - Виктор Галданов

На самом деле батоно Вано несколько лукавил в своих ответах. Сел он не столько за валюту, сколько за то, что со своими «орлами» контролировал сбыт и торговый оборот всех незаконных валютчиков в столице. В те годы московская фарца вызубрила одно твердое правило: хочешь промышлять валютой или шмотками — отстегни долю Батуму, и торгуй хоть у «Метрополя», хоть у «Интуриста». Тогда, в далекие семидесятые годы Батум первый познакомил столицу с тем, что позже прозвали рэкетом. Но в тогдашнем правовом лексиконе такого слова вообще не существовало. Воры у воров если и воровали, то эпизодически, подло и пакостно, и уж никак не возводили это в систему. Вано первый принес этот бизнес на родную землю — и ответил за него по всей строгости тогдашней свирепой социалистической законности. Поскольку статьи против рэкета в уголовном кодексе не нашлось, а сами фарцовщики о вымогательстве и не думали заявлять, Вано вчинили иск по другой статье и на основании обнаруженных случайно при обыске (а может, подброшенных) двух сотен долларов влупили десять лет за торговлю валютой. Самое смешное, что к тому времени этим товаром вовсю торговали уже все официанты, бармены и проститутки Москвы. И хотя для Вано установили оранжерейные условия содержания и выпустили, не дав отсидеть и трети срока, однако с той поры он возненавидел коммунистов ярой ненавистью и ныне слыл пламенным защитником демократических свобод и завоеваний.

* * *

Ирочка Надеждина поблагодарила его за интервью и поспешила вместе со своим оператором Сашей Здобиным к своей зеленой «шестерке», чтобы успеть передать репортаж в вечерний выпуск «экспресс-новостей».

— Ну, рисковая же вы дама, — покрутив головой сказал Саша. — Такому типу и такое ввернуть.

— Ты полагаешь, что я сказала ему что-то не то? — собственный корреспондент «ТрансТВ» Ирина пожала плечами. В свои двадцать восемь лет она побывала практически во всех горячих точках планеты, бывала и под бомбежками и под снайперскими пулями. Она не привыкла скрывать свои мысли ни от кого. Все, что ни делала, она делала импульсивно, откровенно, как дышала, разговаривала, снимала репортажи, спорила с начальством, водила машину. — Сань, я считаю, что мне в моем родном городе стесняться и заискивать перед всякими там абреками просто не пристало. Пускай они стесняются.

Она гнала «шестерку» по слякотному после дождя шоссе и нервно курила.

— Просто ты своими вопросами дала ему понять, что такому типу, как он, место в тюряге, а не среди порядочных людей, — продолжал гундеть Саша.

— А ты считаешь, что ему самое место в Госдуме? Или вообще в президентском кресле? — окрысилась Ирина.

— Ой, Ириш, да это же вообще не наше с тобой дело… — взволнованно запыхтел Саша. — Но по мне уж лучше президент-уголовник. Все-таки хоть имеешь представление, что от него можно ожидать, чем такой, как наш нынешний, право, слово…

Именно в это время черный джип «тойота-лендкрюйсер» обошел их справа и пристроился прямо перед ними.

* * *

— Третий, третий, как слышно? — послышался приглушенный помехами голос в наушнике.

— Нормально слышно, — вполголоса отвечал лейтенант Алексей Иващенко, стоя в проходе. И вдруг неожиданно для себя выругался. — Суки, мля…

— По какому поводу мат? — осведомился голос капитана Сорокина.

— Потому что, видимо, я ни хрена не понимаю в этой вашей столичной жизни! — буркнул лейтенант, сам с Орловщины, прикомандированный к столичному ГУВД по случаю ожидания чеченской диверсии. — Мы же их, блин, ловить должны, а мы их охраняем.

— Отставить! Отставить посторонние разговорчики по радио! — вмешался резкий и до содрогания громкий голос полковника Ковалева. — Слышь, ты, орловский рысак, после дежурства зайдешь ко мне на беседу.

— Слушаюсь, товарищ полковник…