Счастье не приходит дважды - Татьяна Моспан

— У соседки ключей тоже не было?

Юрий Алексеевич замахал руками:

— Что вы! Она бы и сама ни за что не взяла.

— Почему?

— Говорила, ценности большие, а ну как что случится.

— Значит, — подытожил следователь, — про ваши отлучки знали немногие, лишь те, с кем вы общались.

— Да. Но все также знали, что я собирался поставить квартиру на охрану.

— Надо было не только дверь блокировать, но и окна тоже.

Ольшанский завздыхал.

— Знать, где упасть, соломки бы подстелил.

Вывод следователя был неутешительный:

— Скорее всего квартира взята по наводке.

Ольшанский не хотел в это верить.

— Думаете, кто-то из знакомых?

— Получается, что так. И вы, уважаемый Юрий Алексеевич, должны нам помочь. Вы согласны?

— Я? Да, конечно. Но что я могу?

— Мы будем отрабатывать все возможные версии. Сейчас меня интересует клуб фалеристов. Вы вращаетесь в этом кругу, значит, знаете людей.

— Но я не могу предположить, кто на это способен, — растерялся Ольшанский.

— Этого от вас не требуется. Предполагать будем мы. Вы нам расскажете о членах клуба, все, что знаете. Интересы, возможности, характеры, словом, кто чем дышит.

Юрий Алексеевич неуверенно заерзал на стуле.

— А как вы думаете разыскивать коллекцию? — правильно понял его сомнения следователь. — Конечно, мы можем все сделать своими силами, но на это уйдет время. Вы, как говорится, в теме, и лучше вас нам про это никто не расскажет. Пока вы интеллигентничаете, ценные вещи могут уйти за рубеж, — припугнул он Ольшанского.

Последний довод оказался решающим.

— Вы думаете, что все можно отыскать? — робко спросил он.

— Не буду вас обнадеживать, — спокойно ответил следователь, — но есть шанс. Если вы нам, конечно, поможете.

Уверенный и спокойный тон следователя благотворно повлиял на ограбленного собирателя.

— Вам надо поехать в клуб, пообщаться с фалеристами. О нашем разговоре никому рассказывать не надо.

— И жене?

— Никому, понимаете? А жену незачем расстраивать.

Вот поэтому Ольшанский оказался в клубе.

Он смотрел на знакомых людей совсем другими глазами. С одним десять лет знаком, медалями менялись, другого двадцать лет знает, Лидмана… С этим вообще тридцать лет знаком. Дмитрий Евгеньевич даже хорошего врача его больной супруге порекомендовал. «Неужели следователь прав и кто-то из них причастен к ограблению?» — с замиранием сердца думал он.

А Лидман тем временем продолжал крутиться возле Юрия Алексеевича. Отходил на короткое время и тут же возвращался. Делал он это с тайной целью. Хорошо бы узнать о следственных действиях, это первая цель. А вторая… Уж очень у него компаньоны народ шустрый. Не мешает проконтролировать.

— …Часы с полки забрали, — услышал Лидман голос Ольшанского.

— Какие часы, антикварные? — мгновенно откликнулся Дмитрий Евгеньевич. Ни про какие часы он не знал.

— Нет. Обычные, на полке стояли. Им цена-то рублей триста.

— Ну и крохоборы! — Искренне возмутился Лидман. И с облегчением перевел дух. Грошовые часы не тот предмет, из-за которого стоит ссориться с компаньонами. — Нашему клубу надо предпринять какие-то действия, украдена выдающаяся коллекция, которая находится на учете в Департаменте по сохранению культурных ценностей, — с пафосом произнес Лидман. — Там есть такие памятники старины, которым завидуют многие музеи мира.

Ольшанский порядком устал от приятеля. Он не думал, что задание следователя окажется таким сложным. Разговаривать с человеком, которого знаешь три десятка лет, смотреть ему в глаза, а думать при этом совсем о другом. Он уже успокоился, но последние слова Лидмана опять вывели его из равновесия.

— Да, — буркнул он. — Серебряный ковш у меня два иностранных музея выкупить предлагали. Экспозиция у них, видите ли, бедноватая.

— Какой ковш? — мгновенно переключился на деловой тон Лидман.

— Наградной серебряный конца XVII века. Пожалованный боярину Якову Годунову от царей Петра и Ивана Алексеевичей. Есть предположение, что он принадлежал царю Ивану Грозному.

— Вот как! — Челюсть Лидмана предательски лязгнула.

Ни про какой ковш ему подельники не говорили. Утаили, сволочи! От ярости он поменялся в лице.

— …Тридцать тысяч долларов предлагали. — Теперь голос Ольшанского доносился до него откуда-то издалека.

Шпана бритая! И он хорош, поверил, что они все принесут ему. Засыпятся уголовнички при продаже, и ему несдобровать.

— Как фамилия следователя, который твоим делом занимается? — спросил Лидман.

— Кажется… — начал Юрий Алексеевич и замолчал, вспомнив совет, данный в прокуратуре. — Не помню я. А тебе зачем?

— Да, — заюлил Лидман, — вдруг мой знакомый, я ведь кое-кого из прокуратуры знаю.

Делом Ольшанского занимался старший следователь прокуратуры Лавров Леонид Леонидович.

Лидман мрачнее тучи вышел из клуба. Ничего, он разберется с этими орлами. Все равно к нему придут. Драник ни хрена в антиквариате не разбирается, но Могилевский-то человек опытный. Должен знать, что такую заметную вещь, единственную в своем роде, так просто не скинешь. Засыпаться можно. Припугнет подельничков, никуда они не денутся, утешал себя Лидман, а на душе кошки скребли.

С такими невеселыми мыслями Лидман подошел к своему дому. Он вдруг вспомнил про Шнейдера. А немец-то куда делся? Еще вчера должен был у него появиться, но пропал. Наверно, наследство свое разыскивает, скривился он. А кстати, какую фамилию, связанную с вывозом дедовской коллекции, Шнейдер упоминал в последний раз? Кажется, Вершинин. Точно, генерал Вершинин.

Лидман уставился в пространство. Где-то он уже ее слышал. Но вот где и от кого?.. В повседневной жизни Дмитрий Евгеньевич Лидман казался заурядным обычным человеком. И даже рассеянным. Таким его считали окружающие. Он не возражал, потому что действительно частенько многое забывал. Но только не то, что касалось его страсти. Он великолепно помнил известные коллекции и до мельчайших деталей знал особенности некоторых предметов, которые, увы, ему не принадлежали. Он обладал феноменальной избирательной памятью.

Вершинин… Он хлопнул себя по лбу. Вспомнил! Нотариус Колбин о нем говорил. Точнее, о его коллекциях. Как он мог забыть? Марк Осипович Колбин нынче помер. К сожалению, с ним произошло то, от чего он предостерегал своих клиентов. После его смерти наследнички перегрызлись. Кажется, до сих пор судятся.

Да, жизнь — штука не простая. Сам покойник никому уже ничего не расскажет, но и того, что сказал, — достаточно.