Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

видно, что они создавались по заказам архитекторов для украшения зданий. А эта — совершенно иная. Мне казалось, что она — порождение ничем не сдерживаемого воодушевления художника.

Занимаясь раньше коммерческим искусством, я очень хорошо научился распознавать эмоции автора. Хорошо помню, как приходилось мучиться, пытаясь совместить пожелания заказчика и свое видение создаваемой картины.

Но говорить об этом тогда не было никакого смысла, и я сказал только, что скульптура очень похожа на Леону. В ней действительно было что-то такое. Леона, ставшая немного ребенком.

Мы пошли дальше по коридору. Оглянувшись, я вновь увидел удаляющийся профиль фараона, похожего на девушку. Я не понимал, почему такую скульптуру выставили в коридоре. Может быть, ее считали не таким уж важным памятником? Но меня просто поразило осознание того, что в Древнем Египте существовало настолько реалистическое искусство. Интересно, при каких обстоятельствах создавалось это произведение?

В конце коридора мы повернули в зал направо. В отличие от других залов, он оказался невелик. Стены были покрыты лаком, на полу в углу помещения лежало квадратное пятно падавшего из окна солнечного света.

Казалось, Леоне мешает кольцо на левой руке. Похоже, оно причиняло ей боль. Взглянув на нее, я увидел кольцо с синим камнем, которое подарил ей накануне.

Здесь в витрине были выставлены сравнительно небольшие предметы, обнаруженные при раскопках: украшения, оружие, разнообразные сосуды. Леона с заинтересованным видом внимательно разглядывала их, двигаясь вдоль витрины. Кроме нас, посетителей в зале не было.

Митараи, похоже, это было неинтересно, и он быстро пошел вперед, но, дойдя до угла комнаты, обернулся и громко сказал:

— Смотрите, тут «Книга мертвых».

Я подошел к нему. Леоне не захотелось менять маршрут, и она осталась на своем прежнем месте.

— Вот, папирус с описанием страны мертвых.

Под стеклом, куда указывал Митараи, лежал длинный папирус с жуткими картинками. Получеловек-полуживотное с волчьей головой, женщина с лицом и руками зеленого цвета, животное с головой крокодила и тому подобное.

— Когда мертвец попадает в подземный мир, эти слуги ведут его к богу Осирису. Его допрашивают, правильно ли он вел себя при жизни. Это своего рода суд. Верили, что такого суда не может избежать даже фараон. На суде, естественно, все отвечали, что вели себя правильно. Тогда из тела, которым они пользовались при жизни, извлекали сердце и клали на одну чашку весов. На другую клали перо страуса, и если чашки уравновешивались, это доказывало правильность поведения покойника при жизни и ему даровалась вечная жизнь. Но если сердце оказывалось тяжелее и чашка весов с сердцем перевешивала, то считалось, что покойник солгал, и его тут же отдавали животному, похожему на крокодила, которое его сжирало.

Я кивнул.

— А этот, с зеленым лицом, — Осирис?

— Да.

— А этот жуткий? — Я показал на фигуру получеловека-полуживотного, управлявшегося с весами. У него были огромные глаза, нижняя часть лица с носом выдавалась вперед, разрез пасти шел через все щеки от уха до уха. Но уши были не человеческие, а волчьи, стоявшие торчком по обе стороны головы.

За моей спиной раздался короткий вскрик. Я вздрогнул и обернулся.

Там стояла Леона с побелевшим лицом.

— Простите! — сказала она. — Но… той дождливой ночью на Иджипт-Айленде я видела это…

В изумлении я снова уставился на «Книгу мертвых» в витрине. Там было изображено животное с телом человека и головой волка, которое сейчас просто не могло существовать.

— Это Анубис, Исиока. Его имя Анубис, — сказал Митараи.

Нил, Египет — 11

Время еще осталось, а поскольку нужно было где-то поесть, мы в конце концов сели на нильский круизный корабль.

Корабль был роскошный. Корпус его сверкал золотом, как у кораблей фараона, снаружи и внутри все было украшено прекрасным декором. В остекленном салоне стояли ряды столиков под белоснежными скатертями. В носовой части располагалась сцена, небольшой оркестр настраивал инструменты.

Леона, не снимая шляпы и солнечных очков, села у окна, мы с Митараи устроились напротив нее. Но Леона попросила меня пересесть к ней. Сначала я не понял, почему, но потом сообразил, что она хочет спрятаться за мной от посторонних взглядов.

На ужин были дары моря — креветки и камбала. Суп тоже был рыбный. Я вспомнил, как в мае мы втроем обедали в ресторане «Курамидзака» [297].

Оркестр исполнял романтическую песню. Через плечо Леоны в приближающихся сумерках было видно спокойное течение Нила.

Когда стали подавать чай, на сцене появилась танцовщица в расшитом блестками бикини. Это была чуть полноватая женщина восточного типа. Бросив на нее взгляд, Леона не предполагающим возражения тоном пригласила нас выйти на палубу.

Солнце только что опустилось за берег Нила. Сумерки на глазах сгущались и должны были вот-вот смениться ночной темнотой. Ветер с реки, прохладней, чем на берегу, слегка теребил наши волосы.

Оставив кварталы Каира позади, корабль уже довольно высоко поднялся против течения; высоких зданий на берегах не осталось. Мы приближались к местам, где Нил оставался таким, каким он был раньше, но все скрывалось в ночной темноте.

В салоне продолжала играть музыка. Видно было, что пассажирам она доставляла удовольствие, и на палубу никто не выходил. Других кораблей тоже не было видно. Только иногда навстречу попадались подобные нашему плавучие рестораны.

— И вот такая большая река переместилась сюда от Гизы… Невероятно, — сказала Леона, садясь в плетеное кресло в углу палубы. Она переоделась в белую мини-юбку, талию охватывал тонкий пояс. На обоих запястьях были большие золотые браслеты.

— Я кивнул.

Корабль стал разворачиваться налево. Мы направлялись обратно в порт.

— В то время вот так же плавали в Гизу. Когда она приближалась, смотрели во все глаза. На том берегу медленно появлялись пирамиды, гигантский сфинкс… Точно так же мы сейчас заходим в порт Нью-Йорка. Как только появляется огромная статуя Свободы, возникает чувство, что ты прибыл в центр мира. И тогда люди тоже думали, что прибыли в центр блистательной цивилизации.

— Совершенно верно, — сказал я. Я был с ней согласен.

— Только Нил больше уже не покажет таких пейзажей. Русло изменилось. Как изменяются русла рек, меняются и центры цивилизации.

— На Запад, — сказал Митараи, опиравшийся на поручни. — Китай, Индия, Вавилон, Египет, Греция, Рим, Париж, Лондон, Нью-Йорк — центр цивилизации всегда и неуклонно перемещается на Запад. И никогда — в обратную сторону.

История Америки — это тоже история продвижения от восточного побережья к западному. Из всей Римской империи выжила только западная часть, где находится Париж. Точка в разделении Германии тоже будет, скорее всего, поставлена поглощением Западом восточной части. Города по всему миру развиваются в западном направлении. «Тысячелетний рейх» хотел вернуть центр цивилизации из Америки на Восток, но