Карающий ангел - Елена Ярошенко

«Странная она какая-то, эта Женя». — Петр Никодимович рассказывает страшные вещи. — «Как можно быть такими легкомысленными и беззаботными?» — Сейф пуст. — Внутренний голос не заткнешь! — Приходится иногда разочаровываться в людях. — Жизнь Миши в смертельной опасности.

Утром Маруся уговорила меня отправиться в Голицынскую больницу навестить бедного Петра Никодимовича. Шуру мы взяли с собой, вручив ей объемистую корзинку с гостинцами для больного.

Кухарка, собиравшаяся на рынок, упросила нас подвезти ее на извозчике до Смоленской-Сенной. Обычно, во избежание ненужного баловства, я позволяла ей только возвращаться с рынка на извозчике, чтобы не тащить самой тяжелых корзин, а с пустыми руками к рынку можно и прогуляться — движение и физические нагрузки очень важны для женского организма. Но сегодня мне хотелось быть доброй.

Петр Никодимович на этот раз чувствовал себя гораздо лучше. Он не только давно пришел в себя, но и успел окрепнуть. Дело явно шло на поправку.

Марусе он очень обрадовался, и я решила, что надо оставить их одних — мы с Шурой люди для старика посторонние, а Маруся — внучка его любимой хозяйки, девочка, выросшая у него на глазах и превратившаяся во взрослую даму. Пусть Петр Никодимович пообщается с ней без всякого смущения. Мы с Шурой вышли в больничный парк, нашли скамью в тенечке и уселись ждать Марусю.

— Шура, как Женя ночью чувствовала себя после вчерашнего? Вы ночуете в одной комнате, ты не заметила, она хорошо спала?

— Да нет, не спала она. Все что-то металась, ворочалась, то встанет, то ляжет…

— Неужели ей стало хуже? Нас так напугал вчера ее обморок. Нужно дать ей как следует отдохнуть.

— Может, и нужно, да только, по моему разумению, дело тут не в болезни.

— О чем ты, Шура?

— Сама не знаю, а только странная она какая-то, эта Женя! Что-то в ней не так.

Я не успела расспросить Шуру подробнее о ее умозаключениях, потому что нас разыскала больничная сиделка и попросила пожаловать в палату: дескать, зовут, и поскорее…

— Леля! — закричала Маруся, как только я вернулась в палату. — Петр Никодимович рассказывает страшные вещи. Ты знаешь, кто управлял экипажем? Ну тем самым экипажем, который сбил Петра Никодимовича на Арбате? Мишель!

— Невероятно! Вы не могли ошибиться?

— Почему же невероятно? Леля, ты сама понимаешь, что никакой ошибки тут нет. Это очень в стиле Мишеля, в одном ряду с другими покушениями и убийствами. Бедный мой старичок, теперь я вас не оставлю на растерзание этому монстру.

— Петр Никодимович, мы попросим вас написать обо всем случившемся на бумаге. Не возражаете? Вашу подпись удостоверит врач и еще кто-нибудь из присутствующих, и эта бумага, возможно, будет со временем передана в полицию или судебному следователю, если возбудят уголовное дело. Вы согласны? Нельзя оставлять преступления безнаказанными.

— Извольте, голубушка Елена Сергеевна, да только лежа мне писать неловко, чернила могу на себя опрокинуть, а вставать пока доктора не велят, говорят, сильное сотрясение у меня в мозгах произошло.

— Хорошо, я сама запишу ваш рассказ, а вы только поставите под ним собственноручную подпись. Сестра, принесите нам письменные принадлежности и бумагу, будьте так добры.

— Эх, никогда не думал, что придется в полицию на кого-то из хозяев доносить, — вздохнул Петр Никодимович. — Да уж не иначе судьба такая, что ж тут поделаешь…

У выхода мы неожиданно столкнулись с Адой Вишняковой. Она шла в больницу с целью пригласить на ближайшее заседание нашей Лиги женский медицинский персонал, среди которого было много сторонниц эмансипации.

— Леночка! Маруся! Рада вас видеть. Вы обе куда-то пропали и совсем не появляетесь на мероприятиях Лиги. Так не годится, девочки! Неужели вы собираетесь предать наши общие убеждения?

— Ада, дорогая, я клянусь, что скоро мы снова со всем пылом займемся делами Лиги. Ну еще неделя-другая, мы только должны завершить одно чрезвычайно важное дело.

— Что ж, поступайте, как подсказывает ваша совесть, но, по-моему, никаких дел важнее борьбы женщин за свои права быть не может. И потом, неужели вы не поможете мне даже с организацией благотворительного концерта и лотереи-аллегри в пользу интеллигентных тружениц? Это бессовестно, я так на вас рассчитывала!

— Адочка, пожалуйста, не сердись. Мы потом тебе обо всем расскажем, и ты поймешь, что у нас не было другого выхода, кроме как уйти на время с общественного поприща. А тебе в помощь мы делегируем мадам Здравомыслову и Женю Дроздову, хорошо?

— Что ж, это не совсем равноценная замена, хотя мадам Здравомыслова полна нерастраченной энергии и Женя очень старательная и ответственная девушка. И все же, надеюсь, у вас в конце концов найдется время, чтобы заняться нашим общим делом? Как можно быть такими легкомысленными и беззаботными, когда миллионы женщин страдают под гнетом мужчин?

Судя по всему, Ада уже полностью оправилась от горя, вызванного утратой близкого родственника.

Вернувшись домой, я решила прежде всего спрятать в сейф показания старика дворецкого.

«Вакханка» висела на стене несколько кривовато, вероятно, когда в последний раз Шура вытирала пыль в спальне, она нечаянно сдвинула угол рамки.

Впрочем, сегодня ведь Шура ездила с нами в больницу, а не занималась уборкой квартиры… Утром же с «Вакханкой» было все в порядке, я бы заметила такой наклон рамки!

Дверца спрятанного под картиной сейфа была не заперта, а лишь прикрыта.

С тяжелым сердцем распахнула я свой несгораемый шкафчик и обнаружила, что он пуст. Ни драгоценностей, ни ценных бумаг, ни васильковой папки с документами, изобличающими лже-Мишеля, ни крупной суммы наличных денег в нем не оказалось.

В моем мозгу промелькнул ряд довольно циничных выражений, которые порядочная дама не должна позволять себе оглашать ни при каких обстоятельствах. Но ведь внутренний голос не заткнешь! Не могу сказать, что я теперь разорена, но удар по моему состоянию был нанесен чувствительный.

Слава Богу, я хорошо усвоила один из главных уроков своего второго мужа, промышленника Лиховеева — никогда нельзя класть все яйца в одну корзину. Разорить меня не так просто — недвижимость, счета в банках, соучредительство в нескольких коммерческих предприятиях останутся при мне.

И все же… Видимо, придется обратиться в полицию. А синяя папка, к несчастью, утрачена. Как бы эти Документы славно дополнили мое заявление… Эх, как же я не догадалась снять с них заверенные копии и передать на сохранение какому-нибудь нотариусу! Ну нельзя, нельзя класть все яйца в одну корзину, сколько раз можно убеждаться на собственной шкуре в прописных истинах!