Анатомия безумия - А. Фрей

никто выкупать не хочет, а мои издания бойкотируют, потому что ты теперь убийца животных, а мне нужно оплачивать счета и зарплаты сотрудникам. У меня трехлетний контракт с типографией, который сейчас под угрозой срыва. Ты хоть знаешь, какая там неустойка?

– Я убийца? – вспылила женщина. – Это та дура переехала Хлою на своей развалюхе. Как ты можешь обвинять собственную дочь в таком?

– Твой питомец был твоей ответственностью. Ты спустила ее с поводка рядом с дорогой, о чем ты вообще думала?

– Я думала, что Хлоя не такая идиотка, папа.

– Надо исправлять репутацию… – задумчиво проговорил он. – Ты займешься этим.

– Каким образом? – фыркнула она. – Я и шага ступить не могу, как приходят эти стервятники…

– Так может не стоило болтать с ними, а? Ты паталогическая лгунья, понимаешь? То, что ты наговорила им в первые дни… Ты сама понимаешь, что это и разрушило все.

– Я предположила, что она была пьяная за рулем, не утверждала точно, – сощурилась Камилла.

– Мне не ври! Из-за тебя вся семья теряет то, что строила годами… Нет, десятилетиями! Ты постоянно лжешь, этому нет конца… Черт, иногда я думаю, что ты в это веришь.

– Я не лгу! – вспылила она. – Я никогда ни в чем не врала ни тебе, ни им. Они все перевернули мои слова и используют этот повод, чтобы выжить тебя с рынка, ты сам понимаешь это лучше меня.

– Если ты понимаешь, какого черта влипла в эту ситуацию?

– Ты обвиняешь меня в смерти Хлои? Нет… Ты обвиняешь меня в том, что ее убили?

– Хватит, – мужчина встал из-за стола и прикрыл глаза на несколько секунд. – Ты поедешь на север, начнешь работать волонтером в Олимпийском парке и не будешь открывать свой рот, когда на тебя направлена хотя бы одна камера, поняла меня?

– Что? – засмеялась Камилла. – Нет, папа, так не пойдет. Не поеду я ни в какой парк. Я взрослая и…

– Так будь взрослой и решай свои проблемы сама. Сама оплачивай своих юристов, сама таскайся по судам. Может быть, ты еще достаточно взрослая, чтобы возместить мне все те убытки, которые причинила? Даю тебе день подумать. Едешь на два месяца, возвращаешься, потом вместе с моим менеджером по продвижению пишешь длинный пост с извинениями, а через пару дней удаляешь все свои социальные сети навсегда…

– Нет!

– Или… – невозмутимо продолжил отец. – Или ты отказываешься, сегодня же пакуешь свои вещи и выметаешься решать свои вопросы самостоятельно. И, да… Свои вещи – это вещи, которые ты купила за те деньги, что лично заработала. Это значит, что за ворота ты выйдешь даже без трусов, потому что за тридцать пять лет ты не сделала ничего полезного. Все это время ты пользовалась нашей добротой и прожигала жизнь так, как хотела. Всему есть свой предел, и ты достигла своего. Поздравляю.

Камилла молча поднялась, последний раз взглянула на отца и демонстративно ушла на второй этаж.

***

К холоду и суровым условиям можно было привыкнуть. Наверное, как и ко всему прочему. На протяжении трех месяцев Камилла исправно выполняла свои обязанности, полностью погруженная в свои мысли. Как вышло так, что жизнь неожиданно пошла под откос? Всего восемь месяцев назад она жила в собственной квартире в Лос-Анджелесе, знакомилась со звездами и не пропускала ни одну масштабную вечеринку в городе, а сейчас ее заперли в крохотной деревянной хижине, за стенами которой ночами выли медведи.

Камилла не скучала по отцу. По правде говоря, она никогда такого чувства и не испытывала. С самого детства она привыкла, что любовь измеряется в деньгах. Родители пропадали в вечных командировках, вечера проводили в офисе, а свою единственную дочь оставляли на няню-филиппинку, которую маленькая Ками начала называть мамой. Первое время она тянулась к родителям, однако вскоре поняла, что это не только бесполезно, но и жутко больно. Каждый отказ провести совместно время был похож на звонкую пощечину. С ранних лет Камилла училась жить одна, принимая в качестве «извинений» дорогие подарки и довольствуясь роскошной жизнью без обязательств. Годы шли, мало что менялось, но женщину это устраивало. Это стало некой зоной комфорта.

Походило к концу время ее заключения, иначе назвать эту каторгу Камилла никак не могла. Ей пришлось претерпеть головокружительное падение до самых низов, даже туалет теперь располагался на улице, а порой и улица становилась туалетом. Выжить в таки дикий условиях было непросто, поэтому женщина даже подумывала написать книгу. Взглянув на собранные чемоданы, она выдохнула и поднялась с тоненького матраса, застеленного шерстяным пледом. За окном уже привычно бушевал лес, а впереди ее ждало возвращение в общество.

Камилла не раз перед сном представляла, как тепло ее встретят прежние друзья из Лос-Анджелеса, представляла, как наконец возьмет свой телефон и даже сможет выйти в интернет. Все эти мелочи, к которым она относилась как к данности, казались столь волнительными сейчас.

Пришло время вернуться.

***

Вспышки немногочисленных камер не слепили как прежде, однако казались непривычными. Раньше Камилла нередко попадала под пристальное внимание папарацци за короткий роман с восходящими звездами кино, однако за два месяца отшельничества в ней будто что-то бесповоротно изменилось, сломалось.

– Почему вы приняли решение заняться волонтерством? – послышался вопрос из группки журналистов.

– Я устала от жизни в городе, все меня так сильно душило, а ложные обвинения в халатности к моей любимой Хлое просто разбивали мне сердце, – тут же ответила Камилла. – Я решила, что раз не смогла уберечь мою маленькую малышку, могу заняться благотворительностью здесь.

– Ложные обвинения? Ваши адвокаты полностью отказались от иска и требований и настояли на внесудебном урегулировании конфликта. Как вы можете это прокомментировать?

Женщина резко остановилось, осознавая, зачем отец хотел отослать ее так надолго. Он решил предать ее, решил растоптать ее репутацию и откреститься, чтобы спасти деньги, которые для него всегда были важнее собственной дочери. Камилла посмотрела прямо в камеру и проигнорировала просьбу сопровождающего скорее добраться до тонированной машины, где можно было укрыться от чужих глаз.

– Мой отец не хотел защищать меня. Не хотел давать мне голос. С самого детства я подвергалась абьюзу… Физическому и эмоциональному. Это не заканчивается и сейчас.

Глаза женщины заслезились так, будто она сама себя жалела, переживая в голове нарисованные воображением сцены из туманного детства.

– Вы подвергались насилию со стороны мистера Лотнера? – уточнил кто-то из толпы.

Вспышки стали чаще, они лишь больше подчеркивали влажность глаз женщины, сверкали в следах от сбегающих по щекам слез.

– Да.

Сопровождающий грубо схватил свою подопечную за предплечье и утянул в машину. Камилла