Призрак Мельпомены - Лора Перселл

На ее ресницах дрожали слезы.

– Ты очень мудра для своих лет. Но тебе неведомо, каково это иметь мужа, ребенка… – Она вздохнула. – Силы не равны, Дженнифер. Не в моей власти что‑то изменить. Хью меня переубедит, несмотря на мою рассудительность. У него всегда это получается. Он убедит меня в том, что Лилит должна остаться ради блага театра, и я уступлю, потому что люблю его, потому что хочу ему верить, потому что у меня больше никого нет. Я все это вижу, будто оно написано в сценарии.

– Но никакого сценария нет! Вы можете уговорить его стать лучше. А что до Лилит… – Я шаркнула мыском ботинка по девственно чистому полу. Даже теперь она наверняка разговаривает со своими любимыми часами. – Вам не нужно устраивать так, чтобы она заболела. Она и так уже не в себе. Талантливая актриса, но рано или поздно… не уверена, что она сдюжит такую жизнь. Вспыхнет и сгорит, как спичка.

– Ты правда так думаешь?

– Да. Есть такое выражение. Я не знаю, говорите ли вы так в приличном обществе. «Дай мужику веревки в достатке, он и повесится».

Миссис Дайер утерла слезы. Глаза ее блестели, как листья после дождя.

– Мне нравится это выражение. Очень нравится.

Я отошла от окна с тяжелым сердцем.

– Так что лучше мне не шпионить за Лилит и поселиться где‑нибудь в другом месте. В доме поменьше.

– Ах, нет! Дом ты должна оставить. Это будет очень хорошо для всей вашей семьи. Я уже договорилась о сделке.

– Но я не буду заниматься тем, чем вы хотите. Для вас в том нет никакой выгоды.

Она подошла ко мне и положила руку мне на плечо.

– Ты будешь счастлива. Именно этого я и хочу. И никому не повредит, если за Лилит кто‑нибудь приглядит, даже если никаких дальнейших действий против нее предпринято не будет. У меня есть собственное выражение: предупрежден – значит, вооружен. Пожалуйста. Скажи, что останешься жить здесь и смотреть. Просто смотреть. Это все, чего я прошу.

Мне очень хотелось снова довериться ей. Мне очень хотелось остаться в этом доме. В глубине души я была столь же сентиментальна и обманывала себя не меньше, чем миссис Дайер. Ведь мне хотелось, чтобы она оказалась доброй благодетельницей из сказки, моей феей-крестной. Я хотела, чтобы у моей сказки был счастливый конец.

– Если вы уверены, мадам…

– Я уверена. – Она потрепала меня по плечу. Мне стало неловко, будто я была ее питомцем. – Держись меня, Дженнифер. Ты получишь все, чего заслуживаешь.

* * *

После того, как улеглась связанная с переездом неразбериха, а мы осмотрелись на новом месте, с визгом и смехом побегали по комнатам, радуясь своему везению, разобрали коробки с вещами и пригласили кое-кого из новых соседей на чай, я решила навестить Лилит.

Возможно, она и не заслуживала моего внимания. Но мой визит был связан с нашей работой. Я прочла «Герцогиню Амальфи», и мне ужасно хотелось обсудить пьесу с неравнодушным человеком. Как по мне, так эта пьеса у Шекспира была лучше остальных. Героиня была игривой, доброй, смелой и благородной. Мне не терпелось одеть ее.

Дверь открыла поденщица. Мне было достаточно одного взгляда на ее ссутуленные плечи, грубые от работы руки и суетливую манеру держаться, чтобы утвердиться в правильности принятого когда‑то решения. Если бы я отказалась сотрудничать с миссис Дайер, то стала бы такой же: человеком, убирающим эти дома за плату, а не живущим в одном из них.

– Мадам в гостиной, – устало проговорила женщина. – Мне не платят за то, чтобы я докладывала о посетителях.

Я услышала лай Эвридики.

– И хорошо. Она не успеет меня выгнать.

В тот день Лилит была хотя бы одета, только волосы свисали черной сальной пеленой по одной стороне лица. Она читала на диване, подогнув под себя ноги.

Мне тут же стало ясно, почему была так раздосадована поденщица. Повсюду валялись книги, громоздились чайные чашки, ковер покрывали крошки, а на стенах виднелись отпечатки лап. Быстро увядшие цветы так никто и не убрал. У окна жужжала муха, пытаясь выбраться наружу. У камина не было ни ограждения, ни экрана, а на мебели – чехлов для защиты от сажи.

Лилит рассеянно посмотрела на меня.

– Ой. Я не ожидала увидеть тебя снова.

Я решила, что лучше быть откровенной.

– Теперь я живу здесь. Совсем рядом, на этой же улице.

Она захлопнула книгу.

– Она устроила тебя сюда следить за мной?

– Да, – живо согласилась я, убрала со стула газету и села. – Однако я не собираюсь этим заниматься.

Лилит некоторое время смотрела на меня, и в ее лице с крупными чертами отразилось недоверие.

– И ты думаешь, я этому поверю? После всего, что ты уже сделала?

– Ни ты, ни я не можем себе позволить жить в районе Сент-Джонс-Вуд. Мистер Дайер платит за твой дом, миссис Дайер – за мой. Ради этого мы обе поступились некоторыми нормами морали, так ведь?

– И кто же мы? Соучастницы преступления?

– Нет. Но мы вполне можем быть соседками. – Я вытащила из сумочки маленький альбом. – Я хотела поговорить с тобой о «Герцогине Амальфи». У меня уже есть, что показать миссис Неттлз.

Она тут же проявила куда больший интерес.

– Так ты ее читала? И как тебе герцогиня?

– Она прекрасна. Совсем не то, что леди Макбет! У нее доброе сердце, есть чувство юмора и сильная воля. Мне по душе, что она умирает, разрушив грешные замыслы своих братьев. – Я подняла бровь. – Как ты уже знаешь, эта тема мне близка.

Тут она засмеялась, встала с дивана и принялась расхаживать по комнате, будто ее ноги истосковались по полу.

– Теперь ты видишь красоту трагедии? Она так многогранна. Не все лишь только гибель и мрак, но еще и благородство, честь и сотня прочих качеств. Ты можешь посмеяться над комедией, но тут же ее забудешь. Трагедия цепляет. Она проникает тебе прямо в душу. И эти чувства остаются с тобой навсегда.

«Доктора Фауста» я ни за что не забуду, это уж точно. Я положила альбом на колени.

– Иди посмотри. Я пытаюсь передать ее тяжелую судьбу. Одежда должна показывать, что ее душили и подавляли, но в ней должны быть заметны проблески нерушимой красоты.

Я показала ей образцы блестящего шелка с нашитой поверх марлей, прикрывающей блеск. Наброски шикарного сатинового платья цвета