Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

«Нет», — сказал Рот. «Эти чертежи касались только системы Petrel. Он обещал схемы всех пяти прототипов. Такова была договорённость».

Ада всплеснула руками: «Его убили».

«А чертежи Petrel были утеряны, — сказал Рот. — Я до сих пор не знаю, что с ними случилось».

«Саша не виновата, — сказала Ада, повысив голос. — А я виновата».

«Это была вина Ричмонд Тенета», — тихо сказал Лэнс, глядя на Рота. «А Ричмонд Тенет был чьей ответственностью?»

Лэнс знал, что ситуация с Тенетом кроется глубже, чем сказал Рот.

Рот вёл себя слишком самодовольно. В обычной ситуации он бы из кожи вон лез, чтобы добраться до такого источника, как Газинский. И он бы просто впал в ярость, если бы начальник резидентуры сбежал без предупреждения.

Когда он впервые приехал в Лэнс, он уже знал, что Лорел и Татьяна попали в ловушку. Он знал, что Ада не вернётся обратно.

посольство выжило без посторонней помощи.

Рот что-то задумал. Он плел интриги, плел один из своих заговоров, словно паук, плетущий паутину. Лэнс был в этом уверен.

Конечно, это была работа Рота. Президент назначил его директором ЦРУ и передал ему контроль над миллиардами долларов налогоплательщиков не просто для того, чтобы тот рассказывал людям, чем он занимается. От него требовалось быть скрытным. От него требовалось быть двуличным, даже по отношению к собственному народу. И он в этом преуспел. Возможно, даже лучше всех.

И Лэнс знал, что он тоже не склонен ошибаться в суждениях. Они с Тенетом десятилетиями были неразлучны. Если Тенет направлялся в Москву, Лэнс был почти уверен, что его послал Леви Рот.

«Послушайте меня», — сказала Ада, стараясь говорить спокойнее. «Разве не в интересах ЦРУ сохранить Наташу в живых, пусть даже просто для того, чтобы Кремль не устроил из неё показательный урок? Разве это не послужит сигналом для других в России, что им следует быть готовыми пойти на риск побега?»

Рот вздохнул. «Послушайте, — сказал он. — Я могу делать только то, что могу. Я не заведую детским садом. Я не уполномочен усыновлять детей и заботиться о них только потому, что это приятное дело. Моя единственная сила, моя единственная легитимность — это борьба с реальными и актуальными угрозами национальной безопасности Соединённых Штатов».

«Защита Наташи способствует дальнейшему дезертирству россиян».

«Это жест доброй воли», — резко ответил Рот, впервые потеряв самообладание. «Это сердца и умы, Ада. Это не безопасность. Больше нет».

«ЦРУ не заботятся о сердцах и умах?»

«Нет», — рявкнул Рот. «Не будем. Это задача Госдепартамента. Если Наташа Газинская приедет в США, это будет их решение, под их контролем и за их счёт. Так всё и работает».

«Но с вашей рекомендацией…» — сказала Ада.

«Моя рекомендация?» — спросил Рот. «Как думаешь, Ада, что там будет написано? Я не буду им лгать».

«Тогда ты им скажешь...»

«Я скажу им, что у неё был шанс получить что-то ценное от её отца, но этот шанс был упущен. И её лечение обойдётся в миллионы долларов. Долларов, которые можно было бы потратить на помощь другим людям. В этом случае им решать».

Лэнс наблюдал, как они спорят, наблюдал за Ротом, за выражением его лица, тоном его голоса, движением его глаз.

Ада качала головой. Она не могла поверить своим ушам.

Она всё ещё была невинна, всё ещё наивна. Она недостаточно долго проработала в системе, чтобы понять, как обстоят дела на самом деле. Она всё ещё полагала, что Америка — это один большой Санта-Клаус, разъезжающий по миру, разбрасывающий волшебную пыльцу и помогающий беднякам выращивать урожай и лечить малярию.

Лэнс видел это не раз. Люди, хорошие люди, умные люди с самыми лучшими намерениями, но которым нужно было знать лучше. Она работала на ЦРУ. Она видела, на что способно правительство. Её не поручали помогать ребёнку сходить к врачу. Это не её работа. Вашингтонские чиновники, политики, бюрократы и лоббисты — они позволяли вещам похуже этого случаться каждый день недели. Они не просто дадут Наташе умереть, они будут стоять в стороне и позволят детям целой страны умереть.

Они продали бы оружие поджигателям войны. Они бы разработали химикаты, уничтожающие посевы и отравляющие воду. Они бы облили весь мир нефтью и подожгли бы спичку. И смотрели бы, как всё это горит, если бы хоть на секунду подумали, что это в их интересах.

Ада этого ещё не знала. По-настоящему. Возможно, никогда не узнает. Лэнс тоже это видел — люди, которые просто не могли смириться с жестокими, бесчеловечными, дикими расчётами, по которым на самом деле функционировал мир.

Один русский ребенок?

Наташа Газинская была муравьем среди тех, кто действительно дергал за ниточки.

Она была меньше муравья. Она была прахом. Она была ничем.

«Здесь, в Лондоне, она не в безопасности», — сказала Ада напряженным голосом, который становился все тише по мере того, как до нее доходило, что у нее нет никакой власти, что ее слова не повлияют на исход дела, что Рот просто раздражен этим спором.

Лэнс ничего не сказал.

Он сочувствовал ей. Он был с ней согласен. Но он понимал, что если хочет помочь Наташе, ему нужно выверять каждое слово.

Он прочистил горло. «В Бостоне ей тоже небезопасно», — сказал он.

Ада повернулась к нему, и он увидел выражение её лица. Она доверяла ему, а теперь он тоже отвернулся от неё.

«Лэнс, о чём ты говоришь? Ей нужен этот врач».

«Они найдут её в Бостоне, Ада. Они, как и мы, знают о её состоянии здоровья. Если мы отправим её туда, они найдут её и убьют.

ее."

Ада покачала головой. Она не могла поверить в это, в предательство, в бессердечие. Глаза её наполнились слезами. «Если мы не отвезём её к этому врачу»,

она заикалась.

«Единственный способ, при котором Наташа будет в безопасности, — это если Кремль больше не захочет ее смерти», — сказал Лэнс.

«И этого никогда не произойдет», — сказал Рот, как будто на этом спор подошел к концу.

Лэнс внимательно наблюдал за Ротом. Он произнес эти слова, словно проверяя. Он знал Рота, знал его давно. Он знал его подвохи.

«Сейчас не время разворошить осиное гнездо», — сказал Лэнс.

Рот кивнул. «Наша задача — не защищать жизнь одного российского ребёнка.

Наша задача — защитить всю нашу страну».

Ада всё ещё не могла поверить своим ушам. Она могла лишь качать головой.

Лэнс