Картины с того света - Елена Валерьевна Бурмистрова

— Я промахнулся. Дико промахнулся. Я приготовил «Капли росы» для другой цели. Я знаю, что в России воду так не пишет никто, кроме меня. Снова хотел Лику попугать. Она бы точно узнала стиль Грановского.

— Так как эта картина попала сюда?

— Да я сам и отправил ее по ошибке. Они одинаковые по размеру и по упаковке. Спутал. И выдал себя.

— Но вы же написали картину в подарок?

— Если бы вы ее увидели, долго смеялись. Я изуродовал руку так, что никто и не подумал бы, что я тот самый, известный всему миру художник. Да. Так лохануться.

— Все когда-нибудь кончается. Мы бы все равно Вас вычислили. Экспертиза бы подтвердила вашу руку на всех картинах.

— Это вряд ли.

— Не тешьте себя иллюзиями. Лучше рассказывайте, как и с чего все началось?

— С чего? Началось это очень давно, а толчком стал случай. Валерка горел мыслью прославиться. Мы уговорили его попробовать написать кому-то картину на день рождения, я уже и не помню, кому. Картина была так себе, она даже не понравилась имениннику, но Валера загорелся. Он заболел мыслью стать великим художником. Это была страсть, одержимость. Он забросил свой бизнес и стал писать картины одну за другой, но все они были посредственными. Из нас четверых, посещающих художественную школу, талант был только у меня. А я вот не мечтал о славе художника. Как-то я нашел его скетчбук и написал по его наброску картину. В шутку я ему ее показал на свою погибель! Он сразу все понял. Чуйка у него на талантливую писанину была сильная. Сам шедевры писать не мог, а талант за версту чуял. Он увидел, как я вырос в этом плане с юношеских лет и понял, что то, о чем он так мечтал, есть у меня. Он перестал есть и спать. И потом у него возник адский план. Он понял, как можно превратиться в известного художника.

— Имеете в виду тот случай с Алей Громовой? Все вы проходили по делу свидетелями.

— Да. Валерка был подлым и предприимчивым. Она не нужна была ему, он просто хотел все у меня отнять. Я взбесился и хотел отомстить. Я не думал, что так получится. И не мог предположить, что Валерка все в тот вечер наблюдал. Он не сказал мне этого сразу, выждал подходящий случай и начал свой шантаж.

— Он за свое молчание требовал писать картины и отдавать их ему.

— Да. Он поставил условие: или я делаю из него великого художника, или он все рассказывает полиции. Он сломал мне жизнь.

— Изначально Вы ее сами себе сломали. Рассказывайте.

— Я не знал, что так может случиться. И не знал, что у нее была астма, а она свой ингалятор в тот день не взяла. Я попросил ее встретиться у реки на пять минут, сказал ей, что разговор есть важный.

— И что? Она пришла?

— Пришла. Мы очень сильно поссорились. Она мне сказала, что любит Валеру, что переспала с ним и мечтает выйти за него замуж. Я рассвирепел. Словно мозг был затуманен. Двойное предательство сложнее переживать.

— И что Вы сделали?

— Я толкнул ее в охотничий домик и запер. Это была молниеносная реакция, злость.

— Что было дальше?

— Я ушел домой, дай, думаю, посидит и подумает. Вечером я вернулся, она уже была мертвая.

— И что? Из этого домика никак нельзя было выбраться?

— Ей, я так понимаю, сразу стало плохо, она начала задыхаться, тут уже было не до поиска выхода. Окна там все наглухо заколочены. Она бы не вышла сама все равно, а дверь я подпер дубиной какой-то. Я же не знал, думал, что приду вечером и выпущу ее. Правда не знал, что она больная. Вы мне верите? Ведь со здоровой девушкой ничего бы не случилось. Я же не знал.

Никита обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону.

— Что было дальше? — спросил Сергей.

— Я увидел, что она мертвая, ужаснулся и хотел дать деру оттуда, но на пороге вдруг возник Валерка.

— Ты убил ее? Ты убил Алю? Ты в своем уме? Нет! Ты просто сумасшедший, — кричал он на меня.

Я ему попытался объяснить, как все получилось, и что я не виноват, но он ничего не хотел слушать. В итоге мы очень сильно поругались. Он все же вызвал полицию, хотя я хотел просто уйти. Але уже ничем было не помочь, а я очень боялся, что меня обвинят в ее смерти.

— И что он сделал? — спросил Кир.

— Он не стал тогда все рассказывать полиции. Сказал только, что вместе обнаружили тут свою знакомую. Он словно смирился и больше не обвинял меня ни в чем. Более того, он предложил поклясться, что все это останется между нами. Мы дали кровную клятву, Грановский любил перфомансы. Мы обещали после ее похорон забыть все. Я и забыл. Ну, или сделал вид, что забыл.

— А Грановский?

— Нет. Он ждал момента. Однажды он пришел ко мне и прямым текстом поставил мне условие: или я пишу за него картины, или он идет в полицию.

— Прямо так и сказал? — спросил Белозеров.

— Он достаточно долго до этого мне намекал, что хочет денег и славы, и что у него появилась мысль, как этого достичь. Он сказал, что я дурак, потому что не воспользовался до сих пор своим талантом. И раз мне мой талант не нужен, то тогда пусть он послужит другу.

— И Вы согласились?

— Да. Я не знал, что из этого получится такое. Не верил в успех. Но Грановский из нас был единственным везунчиком. Всегда оказывался в нужном месте и в нужное время.

— А дальше?

— Первую картину, которую я ему написал, он продал дорого, я даже не ожидал. Он принес мне часть денег и рассмеялся.

— Вот видишь, у нас с тобой уже все получилось. Пиши дальше. Я буду выставляться и продавать картины, и отстегивать тебе проценты.

— Отстегивал?

— Да куда там! После первой выставки в Европе он перестал мне давать деньги. Я ничего не мог ему возразить.

— Пытались?

— Конечно, один раз. И он тогда все обставил так, что я пил неделю не просыхая. Мне нашу дружбу было жалко. Он продал ее за деньги, превратив меня в своего раба. Я его слова никогда не забуду. «Никита, а я смотрю, память у тебя коротка. Я лишился невесты из-за твоего поступка. Ты хладнокровно убил ее за то, то она выбрала меня. Ты — неудачник. И я теперь буду управлять