Бал для убийцы - Николай Буянов

После продолжительной паузы Майя робко спросила:

— Его еще не нашли?

— Ищем, — лаконично ответил Николай Николаевич. — «Волгу» засекли на выезде из города, приказали остановиться, однако он не отреагировал. Начали преследовать, Гоц выехал на проселок, застрял, бросил машину и убежал через лес. Все дороги перекрыты, ориентировки разосланы, так что далеко ему все равно не уйти. Он и сам это понимает, так что… Словом, я уверен, что он отлеживается где-то рядом, здесь.

— И что вы намерены делать?

— Осуществлять обычные розыскные мероприятия. Установим круг его родственников, знакомых, подруг, любовниц. Пошлем туда людей. Кстати, он может прийти к вам — вероятность, конечно, мизерная, но и исключать ее опасно. Пожалуй, я отправлю с вами Геннадия Алакина, вы не против? Вы должны его помнить, он подвозил вас…

— Не стоит, — возразила Майя. — Я все-таки не подруга и не любовница.

— И все же вам не нужно оставаться сейчас одной. Сходите в гости к Бродниковым, мой вам совет…

— Пожалуй, я так и поступлю, — покорно ответила она, поднимаясь со стула и направляясь к выходу. И с усмешкой представляя себе лицо Риты при ее появлении — будто та вместо лимонада по ошибке выпила стакан нерафинированного подсолнечного масла. И лицо Севушки, будто тот по нелепой случайности проспал собственную инаугурацию. Вдвоем они вполне способны спустить Майю с балкона без парашюта — не потому, что испытывают к ней сильную неприязнь, а просто — из соображений личной безопасности.

Вокруг тебя все умирают, Джейн.

Эта фраза крупными буквами была написана на искаженном лице Артура, когда там, в подвале, он с ходу прорвал жиденький Майин кордон и упал на колени перед телом Гриши. Упал так, что она отчетливо услышала стук, хотя — вот черт, разве может цементный пол отзываться таким стуком…

Она ждала, что он закричит. И страстно хотела этого, потому что те демоны ада, что переполняли его душу, требовали выхода. Однако Артур решил по-другому.

— Ничего не трогай, — сказал он с ледяным спокойствием. — Вызови милицию и «скорую».

Детинушка-новорусс икнул, с усилием вылезая из ступора, и зашарил в кармане.

— Я это… того… вызову сам. У меня мобила…

— И еще. Лера пошла к Вале Савичевой…

— Я приведу, — дернулась Майя.

— Нет. Пусть обе сидят на месте. И получше запрут дверь. Где живет Гоц?

— Не знаю…

Он улыбнулся — так, что у Майи волосы шевельнулись под шапочкой.

— Ничего. Я узнаю. А ты дождись опергруппу, — и исчез.

Глупо, думала она, сидя на корточках рядом с телом мальчика. Глупо ожидать от Гоца, что тот вернется к себе в квартиру. Его видели — не только я, двор был полон детей плюс множество случайных глаз в окнах трех домов… На что он рассчитывал? В этом должна быть какая-то логика, просто я ее не вижу, невозможно понять логику сумасшедшего, если только сам ты нормален (что тоже большой вопрос…).

Думать, думать, думать, приказала она себе. Думать о чем угодно — лишь бы не о маленьком мертвом теле с вывалившимся языком… А ведь Грише, должно быть, холодно на полу, так и легкие застудить недолго…

Она невольно опустила глаза, стараясь не смотреть на затянутый вокруг шеи мальчика пояс от костюма Деда Мороза (еще один факт в пользу психической ненормальности преступника: на Грише был шарфик с аппликационными снежинками — практически идеальное орудие убийства), на голые посиневшие кисти рук… Опять варежки потерял, теперь новые покупать — какие по счету за эту зиму?… Не сходи с ума!

В правом кулачке было что-то зажато. Майя попыталась раскрыть его, однако это оказалось непросто: потребовалось значительное усилие, но в конце концов она справилась.

И через минуту уже держала перед собой обрывок картона, на котором по глянцу была нарисована маленькая желтая звездочка с тонкими лучами — такие обычно рисуют в диснеевских мультяшках…

Тьма на улице понемногу сгустилась. Впрочем, ничего зловещего в ней не было: празднества продолжались, сверкала иллюминация, на площади перед кинотеатром стояла высоченная елка, и вокруг нее катались на коньках, разговаривали, смеялись и стреляли в воздух китайскими петардами. Когда Майя проходила мимо, кто-то по-свойски хлопнул ее по плечу (она даже не вздрогнула), кто-то игриво обнял за талию и прокричал в самое ухо: «Девушка, почему вы такая грустная? Идемте к нам!»

А ведь Гоца могут застрелить, подумала она равнодушно. Наверняка постовым нарядам передали, что человек, бежавший из-под следствия, подозревается в двух убийствах. Но с другой стороны, в темноте очень трудно попасть. Сыщики промахнутся, и тогда убийца придет ко мне. Стоит принять меры безопасности, как советовал Колчин: пойти к Севе с Риткой (не очень-то они будут рады… перетерплю), окружить себя людьми — свидетелями и защитниками — или хотя бы понадежнее запереть дверь…

А если я хочу, чтобы он пришел? Хочу, наконец, разгадать тайну, понять почему? За что? Неужели все дело только в больном разуме (версия о маньяке соблазнительна, но — она интуитивно понимала — таит в себе множество дыр, несогласованностей, темных моментов)?

На лестничной площадке ее окликнули. Она обернулась и увидела Веру Алексеевну.

— Майечка, может, зайдешь ненадолго? Угощу чаем с лимоном.

Она согласилась — возвращаться к себе, в опостылевший мирок, точно на необитаемый остров, отчаянно не хотелось, стеснять Севу с Ритой было неудобно… Здесь, у Веры Алексеевны, ее мигом охватил другой мир, мир детства (нежное старинное кресло, служившее в играх то броненосцем, то космическим кораблем, то троном принцессы), она откинулась на спинку и загляделась в окно. Опять пошел снег, завьюжило, закружило… Ей вдруг представился школьный директор — она уже не думала о нем с ненавистью, скорее с жалостью: как-то одному, в пурге, одетому, надо полагать, не по сезону (пижонское пальто и белый шарф — слабая защита от мороза, это тебе не на собственной «Волге» разъезжать), — и всюду, куда ни ткнись, поджидают терпеливые опытные охотники… Да что со мной! Кого пожалела? Убийцу?

— Сейчас полно безумцев, — словно подслушав ее мысли, проговорила Вера Алексеевна. — Уж я-то знаю…

— Он не выглядел сумасшедшим, поймите. Он был раздражен, испуган, но… как бы это выразиться… Это был осознанный испуг, испуг перед чьей-то злой волей (он, мне кажется, был уверен, что все это козни Севы). Ах, если бы не я с моей дурацкой идеей!

— Не казни себя, ты не виновата. — Старушка помолчала. — Значит, судьба была такая у мальчика: умереть невинным. Теперь он ангел — там, на небесах…

— Ангелов, бабуль, не бывает, — изрекла Келли с порога. — Ангелы — это опиум для народа. Тетя Джейн, а почему вас так заинтересовал этот случай?

Она слегка удивилась.

— Ну, хотя бы потому, что оба убийства произошли, можно сказать, на моих глазах.