Замок проклятых - Ромина Гарбер

– Что ты делаешь? – кричу я и бегу обратно.

– Играю. Ну что? Поиграем в «Правда или желание»?

– Я не буду с тобой играть.

Капелька крови стекает по шее Фелипе, и я кричу:

– Правда!

Дядя ухмыляется. Улыбка Себастиана излучает солнечный свет, улыбка Тео похожа на беззвездную ночь.

– Правда ли, что ты сделаешь все, о чем я попрошу, чтобы спасти жизнь друга?

Сердце колотится так быстро, трудно поверить, что всего неделю назад я сомневалась, что оно бьется у меня в груди.

– Да.

– Тогда снимай пальто и ложись!

Он указывает на каменную скамью.

– Я же замерзну!

– Костер тебя согреет.

– Я вообще-то выбрала не «желание», а «правду». И теперь твоя очередь…

– Жаль, – говорит дядя и откидывает волосы Фелипе назад, чтобы лучше видеть его горло, – я думал, ты хочешь спасти ему жизнь.

Я снимаю пальто. Каменная скамья напоминает жертвенный алтарь. Я подхожу ближе и замечаю, что с обеих ее сторон стоят одинаковые глиняные чаши.

– Ложись на спину, – приказывает Тео.

Я повторяю про себя: «Черный дым защитит меня». Но мне уже не очень в это верится. Если дым – мой защитник, зачем он привел меня сюда?

– Закатай рукава.

Я закатываю левый рукав и спрашиваю:

– Твое заклятье убило моих родителей?

– Ты мне льстишь, – отвечает он, сжимая мое запястье, – моему колдовству не хватает могущества, чтобы…

Я пытаюсь ударить Тео головой, но он уворачивается и сбивает меня с ног, ударяет локтем в грудь.

Я стукаюсь головой о каменную скамью и зажмуриваюсь от боли, подступает тошнота, голова кружится.

– Похоже, тебя не заботит, останется твой друг в живых или нет, – говорит дядя, он хватает меня за левую руку и вытягивает ее над глиняной чашей.

– Чего… ты хочешь? – спрашиваю я, пытаясь не позволить холодным крокетам, которые я ела на ужин, выйти обратно.

Я чувствую укол и вскрикиваю от боли. Тео вводит мне в вену иглу с пластиковой трубкой-насадкой.

– Нет! – мне хочется крикнуть, но получается жалобный писк.

Тео выкручивает руку, трубка наполняется моей кровью, которая стекает вниз и капает в глиняную чашу.

– Не двигайся, или твой друг умрет, – напоминает дядя.

Даже если я и попыталась бы сопротивляться ему, у меня ничего не вышло бы, я чувствую страшную слабость. Себастиан прав, я плохо питаюсь. Прав он был, и когда назвал меня эгоисткой. Я умру, а он даже не сможет мной полакомиться. Какая бессмысленная трата крови!

Боль снова пронзает меня, когда Тео берет кровь из другой моей руки. Его сестра-близнец намного искуснее управляется с иглой.

– Ты… ты ради этого убил моих родителей? – шепчу я пересохшим ртом.

– Я не убийца.

Он произносит эту фразу так просто, будто повторял ее до этого тысячу раз.

– Отпусти Фелипе! Он тебе не нужен.

– Ты так выросла. – Тео вдруг смотрит на меня ласково, он неожиданно превращается в доброго дядюшку, который гордится племянницей. – Ты похожа на них обеих – и на Оли, и на Беа. Ты оправдала самые лучшие надежды.

При других обстоятельствах его улыбка, теплота в его голосе обрадовали бы и согрели меня. Он пытается дотронутся до моего лица, но я отворачиваюсь. Чувствую, как его пальцы гладят меня по щеке, вытирают мои слезы.

– Зачем тебе моя кровь? – спрашиваю я, не поворачивая головы.

– Скоро узнаешь, – отвечает он почти нежно.

Такое чувство, будто мое тело постепенно сдувается, я скоро исчезну. Даже мозг как будто медленно отключается, а кровь все капает, капает, капает.

– Я так понимаю, ты еще не нашла записные книжки? – шепчет он мне на ухо.

Я поворачиваю голову, но не могу разглядеть его лица, все расплывается перед глазами.

– Какие записные книжки?

– Наверняка ты ей нравишься, – бормочет он, – в тебе есть chispa. Искра.

– Какие записные книжки? – шепчу я, мои веки дрожат.

– Тише-тише,– говорит дядя и закрывает мне глаза.– Buenas noches, Tela[71].

Меня окутывает темнота, и я слышу, что он снова гудит. Только теперь я могу разобрать слова. Он повторяет одну и ту же фразу снова и снова.

«Это заклинание», – понимаю я и вспоминаю пергамент, который показывал мне Фелипе. Кровь, пролитая при полной луне в тени замка. И только в последней строчке не упоминается ночь. Он повторяет ее, как припев!

No hay luz en Oscuro[72].

No hay luz en Oscuro.

No hay luz en Oscuro.

Я открываю глаза, уже день. Стоит терпкий запах земли. У меня затекли шея и плечи, я лежу на земле, накрывшись пальто, словно это одеяло.

Меня трясет, я едва могу шевельнуться, так я ослабла. Тео бросил меня ночью в лесу? А что с Фелипе?

Вспомнив о нем, я пытаюсь сесть. Рука болит, когда я опираюсь на локоть, чтобы осмотреться. Лес тянется вниз по холму, и я вижу раскинувшийся под холмом городок Оскуро, поворачиваю голову и смотрю вверх – надо мной нависает мрачная Ла Сомбра.

Тео, должно быть, отнес меня обратно к замку. Странно, что он не зашел в ворота, ведь его сестры нет дома. Может быть, он знает о существовании Себастиана?

На обоих моих руках пластыри, а на тех местах, куда он вставлял иглы, уже появились синяки. Я морщусь от боли, когда встаю, в голове будто что-то пульсирует.

К счастью, ключ от замка не потерялся, он по-прежнему в застегнутом кармане толстовки. Я захожу и сразу иду на кухню, с аппетитом вгрызаюсь в буханку хлеба. Я пью воду стакан за стаканом, поглощаю гаспачо, съедаю кучу крекеров с хамоном серрано, сыром и оливками. В меня больше не лезет.

Непохоже, что Беатрис вернулась. Неверное, стоит позвонить в полицию, рассказать о Фелипе, дяде и заявить о пропаже тети. Но я звоню в «Либроскуро».

На библиотечной карточке, которую дал мне Фелипе, есть номер. Я достаю ее и иду в комнату Беатрис, потому что там я видела телефон. Набираю номер и жду, ответит ли мне кто-нибудь.

– Buen día, se ha comunicado con Libroscuro, con qué le puedo ayudar?[73]

Это отец Фелипе.

– Arturo? Soy Estela[74].

– А, Эстела! Как поживаете? – отвечает Артуро, он произносит каждое слово как отдельное предложение.

– Dónde está Felipe?[75]

– Ayer se fue a Oviedo a visitar unos amigos. Vuelve en unos días. Навещает друзей в Овьедо.

– Cuándo habló con él? – Я спрашиваю у Артуро, когда он в последний раз разговаривал