Арсен Люпен. Джентльмен-грабитель - Морис Леблан

– Что-то я замерзла! Пойду-ка лягу. А ты?

– Я хочу закончить.

– Да ты тут всю ночь просидишь!

– Нет, еще час, не больше.

Жервеза удалилась. Двадцать минут. Полчаса. Арсен тихонько толкнул створки. Шторы зашевелились. Он еще немного растворил окно. Людовик обернулся. Увидев, что ветер колышет шторы, поднялся и направился к окну…

Ни единого крика, никакой борьбы. Несколько точно рассчитанных движений – и Арсен Люпен, не причинив своей жертве боли, завернул ее в штору и связал, так что Людовик даже не увидел, кто на него напал.

Затем Люпен подошел к сейфу, забрал обе папки, покинул кабинет, спустился по лестнице и выскочил с черного хода. На улице его ждал экипаж.

– Спрячь и пошли со мной, – приказал Люпен кучеру.

Они вернулись в кабинет, опустошили сейф, затем молодой человек поднялся к себе, отвязал веревку и уничтожил все следы своего пребывания. Дело сделано.

Через несколько часов Арсен Люпен со своим компаньоном разобрали ценные бумаги в папках. Результат их не разочаровал, поскольку Арсен Люпен предвидел его заранее: состояние Эмберов сильно отличалось от ходивших о нем слухов. Миллионы не исчислялись сотнями, да и десятками тоже. Но в целом цифра выглядела весьма внушительной, а облигации – надежными: железная дорога, государственные фонды, хозяйство города Парижа, Суэцкий канал, северные шахты и так далее. Люпен был удовлетворен.

– Конечно, – заметил он, – когда придет время их продавать, мы много потеряем. Учитывая обстоятельства, придется спускать их по жалким ценам. Но не это важно. Стартовый капитал позволит мне жить на достойном уровне, и я осуществлю кое-какие милые мне мечты.

– А остальные бумаги?

– Можешь их сжечь, приятель. Вся эта кипа должна была произвести впечатление, когда откроют сейф. Нам она ни к чему. Мы спокойно уберем облигации в шкаф и дождемся удобного момента.

На следующий день Арсен Люпен рассудил: ничто ему не мешает вернуться в особняк Эмберов. Однако газеты принесли неожиданную новость. Людовик и Жервеза исчезли.

Сейф открыли весьма торжественно. Правосудие обнаружило в нем лишь то, что оставил Арсен Люпен, то есть пустоту!

Таковы были факты, а точнее некоторая их часть, в изложении Арсена Люпена. Рассказ я слышал из его собственных уст, когда на него нашел стих откровения. В этот день он прохаживался взад и вперед по моему кабинету и в глазах у него горел огонек, какого я никогда прежде не видел.

– В конечном счете, – заметил я ему, – разве это дело не стало вашей самой большой удачей?

Он не ответил на мой вопрос и заговорил снова.

– В этом деле хватает нерешенных загадок. Даже после моих объяснений многое осталось непонятным. Например, бегство Эмберов. К чему им было скрываться? Они могли бы воспользоваться моей невольной помощью. Что может быть проще, чем сказать: «Сто миллионов находились в этом сейфе, но их украли».

– Они потеряли голову.

– Да, конечно потеряли… Хотя с другой стороны…

– С другой стороны – что?

– Да нет, ничего.

Что означала сдержанность Люпена? Очевидно, он о чем-то умолчал, чего-то не сказал и не хотел говорить. Я был заинтригован. Соображение должно быть очень серьезным, если его не пожелал произнести вслух такой человек, как Арсен Люпен. Я задал вопрос наугад.

– Вы больше не виделись с Эмберами?

– Нет.

– А не случалось ли вам сочувствовать этим двум несчастным?

– Мне?! – воскликнул он чуть ли не с возмущением.

Его реакция меня удивила. Я понял, что задел его, а значит, двигаюсь в правильном направлении, и прибавил:

– Разумеется, вам. Без вас они, возможно, справились бы с препятствиями. Или, по крайней мере, уехали бы с полными карманами.

– Значит, вы ждете от меня угрызений совести?

– Почему бы и нет?

Люпен яростно хлопнул ладонью по столу.

– Значит, по-вашему, у меня должны быть угрызения совести?

– Называйте как хотите, угрызения или сожаления, но какие-то чувства.

– Какие-то чувства по отношению к людям…

– К людям, которые наделили вас богатством.

– Каким еще богатством?

– Ну-у, двумя-тремя пачками ценных бумаг.

– Двумя-тремя пачками облигаций? Я украл у них ценные бумаги! Их наследство! Я перед ними виноват! Но, черт побери, мой дражайший друг, а вам не пришло в голову, что все эти бумаги были фальшивыми? Сплошь фальшивыми!

Я смотрел на Люпена в полной растерянности.

– Фальшивыми? На четыре или пять миллионов?

– Да, фальшивыми! – гневно повысил он голос. – Все до одной, и парижские, и государственные, и железнодорожные – одни фальшивки. Я не выручил за них ни единого су! А вы требуете от меня угрызений! Угрызаться должны они! Они ощипали меня, как желторотого цыпленка! Обошли, как последнего дурачка!

Арсен Люпен в самом деле кипел от гнева, его самолюбие было уязвлено, и рана не зажила до сих пор.

– Меня использовали с первой и до последней минуты! Знаете, какую роль я играл в этом деле? Вернее, на какую роль меня взяли? Я играл роль Эндрю Брейфорда! Чудесно, не