Убийства и цветочки - Дарья Александровна Калинина

— Око за око! Зуб за зуб!

— Вытоптать их собственные сады и посадки!

— Пусть знают, как заслуженного ветерана обижать.

Пришлось вмешаться Николаю Трофимовичу, который тоже был тут.

— Тише, тише, господа и граждане! Мы во всём должны сначала разобраться.

— Чего тут разбираться! Свидетели есть, которые видели, как они разоряют сады конкурсантов! И одна из них сама участвует в конкурсе. В победе не была уверена, вот и решила подстраховаться. Всё же ясно как день!

— Долой таких жительниц!

— Давайте голосовать, кто за то, чтобы выгнать их из посёлка!

— Навечно заклеймить позором!

Светлана как раз в это время сумела протиснуться к Оле. По дороге она не без удовольствия отдавила несколько ног, растолкала особо наглых, а тех, кто громче всех кричал, обозвала нехорошими словами. Но всё это было каплей в море, и дела никак не решало.

— Что тут у тебя?

Оля очень обрадовалась подоспевшей к ней поддержке и в нескольких словах обрисовала ситуацию:

— Они говорят, что ты, я и Катя залезли сегодняшней ночью в сады к Марии Захаровне, Нине Фёдоровне и Лидии Петровне, которые затем разорили и вытоптали там все цветы.

— Так. Понятно. Сады наших конкурсанток подверглись вандализму. А почему именно мы сделали это?

— Дескать, мы вчера к ним приходили, посмотрели и позавидовали красоте, которую они развели.

— И ночью мы решили действовать? Чтобы не позволить тем победить, разорили их сады?

Оля молча кивнула, говорить она уже не могла. От несправедливости выдвинутых против неё обвинений у неё пропал голос. Между тем люди продолжали шуметь и возмущаться. В другой раз они бы пожалели о том, что наговорили, но сгоряча чего не скажешь. Оля всё слушала, и ей с каждой минутой становилось всё хуже.

Видя, что подруга бледнеет, того и гляди, упадёт, Светлана поняла, что пора принимать меры.

— Слушайте меня! — закричала она. — Мы всё выясним! Обещаю! Но сейчас вы все должны уйти!

Кто бы её послушался! Крикунов и без неё вокруг было полным-полно. И ни один человек даже не двинулся с места. Все были слишком увлечены обсуждением того, как лучше наказать трёх хулиганок. Никто не мог найти для них подходящей кары, но все были согласны, что наказание должно быть суровым и неотвратимым. Напряжение нарастало, а Оля становилась всё бледней. Того и гляди, с ней могло случиться несчастье.

И тут Светлане пришла в голову дельная мысль.

— У тебя поливочная система подключена? — спросила она у подруги.

Оля нашла в себе силы, чтобы кивнуть. Взгляд у неё был растерянный. Она недоумевала, зачем Светлане понадобилось поливать сейчас её сад. Но у Светланы был уже готов план. Выскользнув из толпы, она кинулась к распределительному щитку, на который были выведены кнопки включения автополива, который работал у Оли исключительно в тёплое время года.

Включив воду, Светлана повернула кран и стала ждать. Сначала струйки из форсунок били едва-едва, совсем слабенько и от них страдали разве что те граждане, которые стояли совсем близко к ним. Но по мере того, как давление в системе нарастало, струйки стали подниматься всё выше, рассыпаясь в воздухе на тысячи мельчайших капелек, водяную взвесь, которая под законом всемирного тяготения рано или поздно падала вниз на землю и людей, которые эту землю топтали.

— Ой, кажется, дождик пошёл!

Но это был не дождик. Это была поливочная система, сконструированная ещё мужем Оли, и работала она сейчас уже во всю силу. Светлана отвернула кран до упора, и во дворе у Оли начался настоящий ливень. Со всех сторон били тугие струи воды. Люди прикрывали головы, надевали капюшоны и стремились закрыться от брызг холодной воды. Но не у всех были куртки, и не все вовремя догадались прикрыться. Так что очень скоро началось повальное бегство с участка. Когда выскочил последний промокший правдолюб, Светлана закрыла за ним калитку на замок и повернулась к Николаю Трофимовичу.

— А теперь мы пройдём в дом, и вы там нам всё подробно расскажете.

Впрочем, рассказывать было особенно и нечего. Оля пила валерьянку и глотала корвалол, отчего по дому полз устойчивый аптечный запах, от которого расчихались обе собаки. Но дело никак не решалось. Николай Трофимович продолжал утверждать, что вина трёх подруг более чем очевидна.

— Кто именно нас видел? — наседала Светлана на председателя.

— Поликарп Иванович вас троих и видел.

— Про него я поняла. Кто ещё?

— Я не знаю, кто именно. Он сказал, что в доме было много народу. Гости приехали. Наверное, они вас тоже видели.

— Не могли они нас видеть! А знаете почему? Потому что нас там не было!

— Но зачем же нашему всеми уважаемому Поликарпу Ивановичу лгать да ещё и оговаривать вас троих?

— А вот мы сейчас пойдём и сами у него спросим.

Но Поликарп Иванович был не так‐то прост. Дверь он им не открыл. И разговаривать с ними тоже не захотел. Сделал вид, будто бы дома вовсе никого нету, хотя были видны человеческие фигуры, мелькающие в окнах. И во дворе стояло сразу две машины.

— Ничего! Никуда он от нас не денется. Надоест прятаться, рано или поздно ему придётся высунуть свой нос. Сейчас пойдём к пострадавшим. Посмотрим, так сказать, на место преступления. Оценим масштаб нанесённого ущерба.

— Я бы на вашем месте не стал к ним соваться, — предупредил Николай Трофимович.

— Это ещё почему?

— Могут побить. Нервы очень уж напряжены у всех.

— Тогда мы возьмём с собой Катю. С ней на нас никто не осмелится напасть.

И они пошли будить Катю, которая всё это время сладко проспала, совсем не подозревая об огромном грязном пятне, которое угрожающе нависло над их общей репутацией. Кате снился жареный цыплёнок, которого с повязанными на ножках розовыми бантиками салфеточками выставил перед ней на стол угодливый официант. У того была напомажена голова и волосы были поделены прямым пробором на две равные части, совсем как у половых в дореволюционных трактирах России. Цыплёнка он называл каплуном. И все прочие блюда, которыми был заставлен стол, тоже были какими‐то старорежимными.

Запечённый в сметане осётр, гусь в яблоках и с перьями, которые каким‐то образом снова вернулись к нему после духовки, румяный поросёнок, во рту у которого красовался бумажный цветок. В вазах лежали пирожные и другие сладости. Имелись и фрукты, в частности любимый Катей виноград сорта мускат розовый. И все эти вкусности предназначались для одной лишь Кати. Никто больше не имел права претендовать на них. Такой был замечательный и вкусный сон, что Катя во сне даже причмокивала, предвкушая, как сейчас начнёт поглощать угощение. И официант поглядывал на неё эдак