Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

доказательствами будет совсем плохо. Трудно предположить, что человек, совершивший убийство с заранее обдуманным намерением, если на него строго и осуждающе посмотреть, рухнет на колени, начнет раскаиваться и писать чистосердечное признание.

Странное дело, о розыске преступников говорят много, а о розыске доказательств практически не говорят. Классическая формула такова: оперативник, обязательно самбист и стрелок экстра-класса, опускает мозолистую руку закона на плечо преступника и говорит: «Финита ля комедия» – то есть конец. Преступление было совершено так-то и так-то, перед выходом на дело преступник ел шпроты, штаны на нем были серые, ботинки одинаковые, запираться бесполезно.

Возможно, так случается, и Гурову просто в работе не везло. Даже в самых очевидных случаях после задержания преступника необходимо было разыскать доказательства. Порой доходило, казалось бы, до парадоксов. Но так только казалось, на самом деле сбор доказательств является не чем иным, как элементарным соблюдением законности.

Ожидая, пока прокурор закончит беседовать с Астаховым, Гуров вспомнил один случай.

Гуров только начал работать в уголовном розыске, как на обслуживаемом им участке объявился специалист по «разуванию» автомашин. Заявления поступали поутру, когда владельцы безгаражного автотранспорта выходили к своим дорогостоящим дитяткам. Те стояли на аккуратно уложенных кирпичах, колеса «уехали» самостоятельно в неизвестном направлении. Довольно быстро Лева «специалиста» установил, сделать это не составляло особого труда, так как его знали на территории очень многие. «Специалист» при встрече на улице с ним раскланивался, владельцы стучали кулаком по столу, писали в инстанции длинные, обличающие милицию заявления. Гуров работал. Это хорошо знакомое всем понятие в приложении к сотруднику уголовного розыска означает, что он бегал по территории днем и ночью. Днем он искал место, где колеса закончили свое путешествие, ночью пытался задержать «специалиста» в момент проведения операции. Начальство перешло с Гуровым на «вы» и называло лейтенантом, жители района поглядывали на него презрительно, а когда он появился на улице в новом плаще, стали переглядываться многозначительно. Публика, имеющая забронированные места у пивных палаток и винных отделов, относилась к Гурову насмешливо, но с пониманием. Давали советы: «Наплюй на частников, с них не убудет», «Загони Васька (так звали „специалиста“) в кабинет и вложи ему по первое число, пусть сменит место боя, город большой, чего он к тебе прицепился». Через месяц с лишним Гуров задержал Васька с колесами в руках. Он не бегал, не отстреливался, сказал, что жадность фраера сгубила, и потащил колеса в отделение милиции.

Гуров давно установил: в отношении к задержанию преступников и к доказательствам люди четко делятся на две категории.

Те, кого обидели, их родственники, соседи, знакомые убеждены, что в милиции работают бездельники либо взяточники. Преступника знают все, вон морду отожрал, посмеивается, а милиции плевать, она и не чешется. Распустили народ, какие-то доказательства ищут, брать надо и сажать, все безобразия от попустительства.

Иная категория – родственники, друзья, знакомые задержанного. Они поголовно оказываются гуманистами и эрудитами. На свет появляются слова: алиби, беззаконие, презумпция невиновности. Некоторые выражаются проще: ты, падла, докажи сначала, потом хватай. Не видел, не знаю, не помню, невиновный я, вещи на улице нашел, деньги враги подбросили. Советская власть не позволит. Конституцию не отменяли, дай бумагу, буду писать прокурору.

Гуров нашел ключ к Астахову, и тот явился к прокурору с повинной, что спасло от водворения в изолятор.

О своем вчерашнем разговоре с тренерами, в особенности о его начале, Лева вспоминал неохотно. Он предвидел, что встретят его неласково, но такой ярости, стремления чуть ли не физически его уничтожить не ожидал. Один из присутствующих даже поднялся, хотел приблизиться на дистанцию удара, но Анатолий Петрович Кепко, хоть и мал ростом и годами постарше, оказался шустер, звонко огрел товарища половником, и тот опомнился. Гуров последовательно молчал, Кепко в конце концов остановил словоизвержение, сказал:

– Говорите, товарищ, не знаю вашего чина. Мы вас слушаем. – Смотрел он откровенно недоброжелательно.

Лева давно приметил: правду узнают сразу, как хорошего знакомого, которого хотя и не видели некоторое время, но прекрасно помнят в лицо.

– Положение у меня сложное. Пришел я к вам неофициально и на ваши вопросы, говоря честно, могу отвечать только ложью. Поэтому вопросы вы лучше не задавайте. Я же вам буду говорить только правду, но в том ограниченном объеме, как позволяет мой служебный долг.

И наступила тишина. Лева встал, прошелся по комнате, вздохнул и начал:

– Павел Астахов запутался во лжи и изобличен. Сегодня прокурор принял решение, которое мне неизвестно. Я не обольщаюсь и вам не советую. Человека убили, виновный должен быть наказан. Извините, что декларирую прописные истины, но складывается впечатление, что вы эти истины подзабыли. Никакие ваши ухищрения или высокопоставленные покровители помочь Павлу Астахову не могут. Завтра в девять утра он должен явиться к прокурору. Как вы этого добьетесь, меня не касается. Мое мнение: в создавшейся ситуации значительная доля вашей вины. Все. Как выражается многоуважаемый Илья Ильич Леонидов, разрешите откланяться.

И тут произошло непредвиденное.

– Стойте! – Забыв о радикулите, Олег Борисович Краев вскочил, обошел стол, чтобы Анатолий Петрович Кепко не мог использовать половник, и, как говорят в определенной среде, «пошел в сознанку».

Какими благими намерениями руководствовался Краев, как сложна ситуация – Лева пропустил мимо ушей. Он выловил из гущи междометий и восклицательных знаков информацию о телефонном звонке Веры Теминой и бросил старшего тренера на произвол судьбы и на милосердие товарищей.

Прокурор, конечно, не отказал бы Гурову, и тот мог присутствовать при явке Астахова. Гуров решил иначе и ждал в соседнем кабинете. Розыск преступника только начинался, с Астаховым необходим контакт, видеть его унижение не следует.

За полтора часа ожидания Лева успел вспомнить и вчерашний вечер, и попытался смонтировать замысел и действия убийцы, представить – правда, безуспешно – его самого.

Наконец дверь открылась, в кабинет решительно вошел Анатолий Петрович Кепко, пожал Гурову руку, что получилось у него не театрально, а просто, по-человечески, и сказал:

– Мы виноваты, простите. Спасибо. Я всегда рад вас видеть. Потребуется, мы сделаем все возможное. До свидания. – И, не взглянув на топтавшегося у двери Павла, вышел.

– Здравствуйте, Павел, – сказал Гуров.

– Здравствуйте. – Павел с облегчением закрыл за тренером дверь. – Приказано все написать.

Гуров кивнул на соседний стол, где лежала стопка чистой бумаги и авторучка.

– Пишите, только не галопом по Европам, а подробно.

Пока Астахов писал, события развивались своим чередом. Илья Ильич Леонидов попросил предоставить ему очередной отпуск, который ему необходим срочно, в связи с семейными обстоятельствами. Прокурор – «дружочек» подполковника Серова – выполнил просьбу