Рулетка господина Орловского - Владимир Черкасов-Георгиевский

— Ему потребовалось пять фальшивых паспортов для исполнителей из Саратовской губернии, оружие и шестьдесят тысяч рублей деньгами. Ну, а потом все это просочилось вплоть до государыни, и меня арестовали.

— При обыске у вас, кажется, нашли пять револьверов и талон министерства внутренних дел на шестьдесят тысяч рублей золотом, еще не полученных из казначейства? А также, по-моему, были найдены свидетельствующие о замысле покушения записка Илиодора к Хвостову и ваше письмо к министру.

— Приблизительно так. Бронислав Иванович. В общем. Алексей Николаевич потом уже не смог конспирировать по этому делу, и был снят с поста министра. А чтобы мне самому уцелеть, я тогда действительно обратился с письмом к Григорию Ефимовичу. В нем я раскаялся, что по поручению «высокопоставленной особы» согласился организовать покушение на жизнь Распутина и предостерегал его, что оно уже подготовлено. Просил у Григория Ефимовича прощения и заступничества.

— Возможно, молитвами Григория Ефимовича вы и до сих пор живы, Борис… Ну что ж, ежели обо всех этих фактах вашей биофафии хотя бы понаслышке знает Густавсон, он может вообразить, что ваши бывшие покровители, «высокопоставленные особы» до сих пор кредитоспособны, чтобы приобрести золото.

Ревский вальяжно откинулся на спинку дивана, обитого штофом с золотой ниткой.

— Ежели лично мне сам министр доверял суммы по шестьдесят тысяч целковых золотыми рублями, почему бы не клюнуть грязному комиссаришке с Гороховой? Кстати, на той же улице в доме шестьдесят два проживал и умученный Григорий Ефимович, Царствие ему Небесное.

На следующее утро секретный сотрудник ЧеКа Ревский стучался в кабинет к Роману Игнатьевичу Густавс ону.

С обычной резиновой улыбочкой комиссар принял его в своем кабинете и учтиво молчал, пока по-свойски усевшийся в кресло перед столом Ревский не заговорил:

— Роман Игнатьевич, я на днях просматривал кое-какие дела у Целлера, вы же знаете, он мне предоставляет их читать, — с нажимом произнес он, — и нет-нет да натыкался на некоторые знакомые фамилии. Имею в виду людей из бывшего окружения Распутина, например, чиновника по особым поручениям при председателе Совета Министров Штюрмере Мануйлова-Манасевича, а также фрейлину Вырубову. Ежели слыхивали, я когда-то в качестве репортера имел определенный вес в этих кругах и писал об Илиодоре.

— Ну да, в качестве репортера, — ехидно подчеркнул Густавсон и с усмешкой посмотрел на него.

— Я вижу, Роман Иванович, что вы не только об этом слышали, но и определенно что-то хорошо знаете, — льстиво продолжил Борис.

— Как же, как же, кое-что нам действительно известно, — самодовольно едва ли не пропел фальцетом Густавсон.

Он встал из-за стола и подошел к одному из дубовых шкафов у стены, распахнул дверцу и, приподнимаясь на цыпочки из-за маленького роста, достал с верхней полки папку. Вернулся на место, аккуратно положил ее перед собой и долго развязывал тесемки, возможно, нарочно выводя Ревского из терпения.

Наконец вытащил оттуда несколько бумаг и еще потомил:

— Как не знать, если мы приняли обагренное кровью революционеров архивное наследие от царской охранки.

Роман Игнатьевич отделил из стопки лист, подержал его ближе к носу, будто обнюхивая, и протянул Ревскому со словами:

— Читайте уж, коли товарищ Целлер вам доверяет просматривать даже нынешние донесения.

Ревский уже узнал серую плотную бумагу, на которой писали текущую информацию в Департаменте полиции, и, взяв в руки страницу, ознакомился с ее содержанием, в оригинале изложенным согласно старой орфографии:

«Отделение по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве

27 февраля 1916 г.

№ 291390

Совершенно секретно

Лично Заведующему Особым отделом при Управлении дворцового коменданта

Лишенный сана бывший иеромонах Илиодор в настоящее время проживает в Норвегии, близ гор. Христиании. Здесь он сошелся с корреспондентом московской газеты «Русское Слово» (по Скандинавскому полуострову), евреем Кварангом (русский подданный), который, видимо, надеясь получить от Или-одора какие-либо материалы из его «воспоминаний* для названной газеты, дал ему авансом 300 рублей,

По словам известного журналиста Жилкина (сотрудничает тоже в «Русском Слове»), вообще в последнее время интерес к «воспоминаниям» Илиодора оживился: со стороны Германии за эти разоблачения ему будто бы предлагали от 5-10 тысяч рублей; с таким же предложением продать эти мемуары ездил к Илиодору получивший ныне известность в петроградских газетных кругах Борис Ревский, который будто бы получил на расходы по этому делу от сенатора Белецкого 25 тысяч рублей.

Полковник Мартынов».

Степан Петрович Белецкий с 1911 по 1914 год был директором Департамента полиции, а в 1915 и 1916 годах — товарищем министра внутренних дел А. Н. Хвостова и недругом его личного агента Ревс-кого. Он старался держаться подальше от подготовки покушения на Распутина и не мог напрямую передавать на это средства. Однако для задуманной провокации Густавсена Ревскому было удобнее, чтобы он считал Белецкого их с Хвостовым ближайшим сообщником, ворочавшим для этого десятками тысяч рублей.

Борис вернул бумагу комиссару, многозначительно промолвив:

— Огромные суммы ассигновались царскими сатрапами, министром Хвостовым и товарищем министра Белецким на расправу с царским Гришкой из-за его влияния на кровавый трон. А я как ненавистник самодержавия был готов ликвидировать Распутина, чтобы ускорить приближение революции… Нынче же рублевые средства уже мало кого интересуют из состоятельных людей, другое дело — золото. Некоторые из тех, о ком я вам говорил, мне и по сей день не дают покоя. Неймется им и при народной власти.

После этих слов Роман Игнатьевич вытянул шею, словно почуявшая дичь охотничья собака.

— Вы хотели донести на них?

— Скорее — посоветоваться. Они не замышляют ничего контрреволюционного, хотя тут имеется спекулянтский душок.

— Да кто же это? — не выдержал Густавсон, попавшийся на удочку Ревского.

— Хотя бы те, кого мы в числе других упоминали: Хвостов и Белецкий.

— Ах, ах! — воскликнул Роман Игнатьевич, — так они не покинули Петроград и продолжают благоденствовать? Как же их миновали наши обыски?

— Этих «бывших» не то что обыскать, а и обнаружить в городе невозможно. На меня они выходят только через своих агентов.

— Да что же вы, ей-богу, тянете, Борис Михайлович! Какие у них предложения?

Ревский изобразил на лице недоумение, на какое только был способен, и развел руками.

— Представьте себе, просят приобрести для них золото в царских червонцах. Вероятно, собрались драпать за границу и желают вложить деньги надежнее.

Комиссар откинулся на спинку кресла, возвышавшуюся над его кукольной головкой, и произнес с негодованием:

— Ну и негодяи, много награбили у народа! Кровососы, мерзавцы… Что же с ними делать?

— Прикажете войти в сношения с гражданами Хвостовым и Белецким для подготовки их ареста?

Комиссар испытующе