Круиз на краю бездны - Людмила Мартова

Орлову название мало о чем говорило. Он не был специалистом по алкалоидам, да и вообще по ядам. Его специализация все-таки была иной. Понятно, что про стрихнин, рицин, мышьяк и, пожалуй, яд кураре он знал, а вот название алколоида слышал впервые.

– Лягушки, – выпалила вдруг сидящая рядом с ним Таисия. – Это вещество содержится в слизи, которую выделяет такой вид лягушек, как листолаз обыкновенный. Я недавно наткнулась в интернете, что листолазы обитают в Ботаническом саду, точнее, в Аптекарском огороде.

– Так ведь этот вот работает как раз в Ботаническом саду. Он мне сам говорил, – заверещала вдруг Муза, тыкая тонким пальцем с длинным наманикюренным ногтем в сидящего рядом с Лизой Павла Бурчевского. – Все ясно, он там этого яда набрал, специально чтобы этих двоих отравить.

Павел вскочил на ноги, тяжело дыша.

– Что за чушь! – закричал он тонким, срывающимся на фальцет голосом. – Да будет вам известно, что лягушки-листолазы, живущие в неволе, не вырабатывают яда. С ними можно работать без риска и даже в руки брать. Чтобы вы знали, яд накапливается в их организме при получении специального корма – некоторых видов ядовитых насекомых, а потом выделяется через слизь. У нас такие насекомые не водятся, поэтому и листолазы наши совершенно безопасны.

– А вы откуда знаете? – уточнил Бекетов. – Интересовались этим вопросом?

– Я, знаете ли, биолог. Действительно работаю в Ботаническом саду, но этот факт не позволяет считать меня идеальным подозреваемым в убийстве.

Пожалуй, с этим Орлов был согласен.

– Ладно. На сегодня все, – подвел черту Бекетов. – В ближайшее время я буду проходить по каютам и разговаривать со многими из вас. Прошу отнестись к этому с пониманием. И еще. Я не могу запретить вам сходить на берег на остановках, но прошу не покидать теплоход насовсем, не поставив меня в известность.

– Мы завтра должны сойти на берег! – всполошилась Нина. – Меня в Козьмодемьянске мама будет встречать.

– Поэтому с вами я поговорю в первую очередь, – любезно сообщил Бекетов. – Если вы поели, милые дамы, то давайте пройдем к вам в каюту.

Вернулся капитан корабля, сообщивший, что полиция закончила осмотр теплохода и ничего не нашла. Покаютный обход было решено не проводить, потому что для обыска всех пассажиров нет юридических оснований, да и занял бы он несколько дней, не меньше.

Дальнейшее расследование кражи бриллиантов полицейские пообещали вести дистанционно, после чего сошли на берег, а теплоход «Звездная страна» с двухчасовым опозданием наконец отшвартовался от пристани в Нижнем Новгороде.

– Чай предлагаю выпить в моей каюте, – предложил Лурье. – Находиться тут, признаюсь, выше моих сил.

– Я согласен, – вздохнул Орлов, – но только при одном условии. Леонид Петрович, вы должны нам с Тасей все рассказать. Мне кажется, я имею право понимать, в какую именно историю оказался втянут. И она тоже.

– Я расскажу, – академик тяжело вздохнул. – Мне нечего скрывать, Иван Александрович. Уж я-то совершенно точно никого не убивал. Точнее, тогда, пятьдесят шесть лет назад Анна сказала, что я ее именно убил. Да. Она была убита, уничтожена моими словами. А я нес свой крест, чувствуя непреходящую вину за то, что так с ней поступил. И молчал, потому что не хотел причинять боль Наде. Моей жене. Но с тех пор прошла целая жизнь, Нади больше нет, и то, что я вам расскажу, уже никому не сделает больно.

Ноябрь 1969 годаКасимов

В Москве я прожила еще три месяца. Выскочив из квартиры Лёни в тот августовский вечер, я без цели слонялась по городу, не замечая людей и не чувствуя под собой ног. Я вообще ничего не ощущала, кроме огромной всепоглощающей боли, которая выжигала мне душу.

У Лёни есть невеста. Она была с самого начала, с того майского дня, когда волшебство случилось между нами на холодной земле яблоневого сада. Если бы он сказал мне про нее, когда я пообещала к нему приехать, все сложилось бы по-другому. Но он не сказал. Он вообще ничего мне не сказал, ведь даже не приглашал приехать к нему. Я сама придумала свой безумный план и воплотила его в жизнь.

Я вспоминала холод обнимавшей меня реки и бесконечный ночной жар, вызванный последующей пневмонией. Получается, все это было зря? Хотя нет. Не зря. В моей жизни случились эти волшебные два месяца, которые мы с Лёней провели вместе, и их у меня никто и никогда уже не отнимет. Это пережитое счастье останется со мной навсегда. И пусть послевкусие от него отдает горечью. Это означает, что я впитала в себя всю его сладость до последней капли.

Я очнулась от своих дум около четырех утра. Я стояла у Москвы-реки, смотрела на воду, темную, манящую и думала, что мне делать дальше. Без денег, без документов, без вещей. Из всего, что Лёня подарил мне, у меня осталось только кольцо с изумрудом. Я носила его, не снимая, и просто не подумала, что унесла с собой такую ценную вещь. Теперь кольцо жгло мне палец. Я хотела стащить его и бросить в воду, но поняла, что не в силах расстаться с единственной вещью, которая осталась мне на память о моем счастье.

Я не могла вернуться домой, в Касимов, к мужу и свекрови, которые считали меня погибшей. Можно броситься сейчас в воду, на этот раз по-настоящему, и, признаться, я думала об этом, но так и не смогла решиться.

Вместо этого я пошла к единственному на свете родному человеку, который у меня был. К моей биологической матери. По какому-то молчаливому договору, который существовал между нами, мы не писали друг другу писем, но у меня хранился адрес ее дворницкой. Мама Аля писала ей раз в квартал, сообщая, как у меня дела. По этому адресу я дала телеграмму, когда мамы Али не стало, а потом еще одну, сообщающую, что я выхожу замуж. Ответа мне не последовало, но сейчас, бредя по ночной улице и еле передвигая ноги от усталости, я каким-то внутренним чувством знала, что мама меня впустит.

Так и произошло. Три месяца я провела на топчане в небольшой маминой комнатке. Первое время я вставала с него только для того, чтобы поесть. Потом начала выходить и помогать матери мести улицу. Она едва сводила концы с концами, и было совершенно неправильно сидеть у нее на шее, но без документов я не могла устроиться на работу. Я чувствовала себя человеком-невидимкой. Я была и в то же время меня не существовало.

Мама периодически снималась в кино.