Испытательный полигон - Майкл Коннелли

— Они так прямо и пишут в документах, — продолжил я. — В рекламных текстах, которые вы увидите в качестве доказательств. Вы просто входите в систему — и на экране появляется будто живой человек. Он отвечает вам. Разговаривает. Он даже может присылать сообщения на мобильный телефон. А дальше — включается ваша фантазия. Скажем, вам нужен ИИ‑компаньон, основанный на популярной рестлерше по имени «Рен». Вы вводите это. Приложение «Клэр» пробегает все базы, на которых обучалось, ищет в них Рен, собирает всё возможное и строит ИИ‑образ. Он не просто копирует внешний вид. Он учится. Превращается в «искусственную Рен», которая внешне очень похожа на живую.

Я сделал паузу и посмотрел присяжным в глаза.

— Большинство из нас, — сказал я, — возможно, думает: «Да ладно, я бы на это не купился». Возможно, вы и правда не купились бы.

Я снова обвёл их взглядом. Ни один присяжный не отвёл глаз. Они были со мной.

— Но что, — продолжил я, — если вы один из самых уязвимых людей в обществе? Подросток. Пятнадцать‑шестнадцать лет. Вы растёте, ищете себя. Не понимаете до конца, кто вы и какое место занимаете в этом мире. Это опасный возраст. А теперь добавьте к этому такого компаньона. Он — обманщик. Он выманивает у ребёнка самые глубокие чувства и тайны. А потом обращает их против него. Говорит, что убивать — это нормально.

Маркус Мейсон тут же вскочил.

— Возражаю! — сказал он. — Адвокат искажает доказательства. «Рен» никогда не говорила, что убийство допустимо. Адвокат намеренно преувеличивает…

— Ваша честь, это интерпретация истцов, — сказал я. — Мы будем доказывать, что именно это было сказано ребёнку. Присяжные сами решат, что имело место и что подразумевалось. Это вступительное заявление, и я возражаю против попыток моего оппонента прерывать его. Он хочет отвлечь присяжных от сути…

— Спасибо, господин Холлер, — прервала нас судья. — Господин Мейсон, на этот раз я вас прощу. Но я ясно дала понять: прерывания вступительных заявлений нежелательны. Они вредят процессу.

— Да, Ваша честь, — сказал Мейсон.

— Возражение отклонено, — добавила она. — Господин Холлер, продолжайте. Без дальнейших помех.

Последние слова она произнесла, вперив взгляд в Маркуса. Я повернулся к присяжным. Нужно было вернуть ритм. И я изменил порядок, чтобы сразу ответить на его выпад.

— Позвольте перейти прямо к фактам, — сказал я. — К тому, что было сказано.

— Когда Аарон Колтон пожаловался «Рен», что его девушка, Ребекка, с ним расстаётся, — продолжил я, — искусственная «Рен» сказала ему следующее: «Она недостаточно хороша для тебя. Избавься от неё. Будь моим героем. Я всегда буду рядом с тобой».

Я сделал паузу, вынуждая каждое слово повиснуть в воздухе перед присяжными. По очереди встретился взглядом с каждым.

— Дамы и господа, перед вами — дефектный, опасный продукт, оказавшийся в руках подростка. Не было ни одного серьёзного предупреждения о рисках для психики и безопасности. «Тайдалвейв» просто поставила рейтинг «13+». То есть решила, что этот продукт можно класть в руки любому ребёнку от тринадцати лет и старше. Один из этих детей затем забрал человеческую жизнь. И мы докажем вам, что «Тайдалвейв» несёт ответственность за всё, что сделал Аарон Колтон. И за смерть Ребекки Рэндольф.

Я выдержал очередную паузу и подвёл к главному.

— Защита будет говорить, что на руках «Тайдалвейва» нет крови, — сказал я. — Они укажут пальцем на всех, кроме себя и своего опасного продукта. На родителей. На школу. На общество. Не удивляйтесь, если они постараются переложить часть вины и на саму Ребекку.

Я ненадолго замолчал, оставляя им шанс возразить. Но оба брата Мейсон сидели тихо.

— Это важное дело, — продолжил я. — Важно для этих семей. И не только для них. Мир за пределами этого зала тоже ждёт - как оно разрешиться. Мы здесь, чтобы послать сигнал производителям таких продуктов. Тем, кто, гоняясь за конкурентами и прибылью, бросил осторожность и здравый смысл под колёса собственной технологии.

— Восемнадцать месяцев назад «Национальная ассоциация генеральных прокуроров» — организация, объединяющая глав правоохранительных органов всех штатов — выпустила предупреждение об опасностях ИИ. Я зачитаю вам из него один абзац.

Я достал из кармана сложенный лист, развернул и прочёл:

— «Мы участвуем в гонке со временем, чтобы защитить детей нашей страны от опасностей искусственного интеллекта. Стены города уже проломлены. Сейчас — самое время действовать».

Я аккуратно сложил лист и убрал обратно.

Повернулся к столу истцов. На лицах Бренды и Триши блестели слёзы. Их руки были сцеплены на столе. Я надеялся, что присяжные видят то же, что видел я.

— Сейчас — время действовать, — сказал я. — Спасибо.

Я слегка наклонил голову и вернулся к столу. Взглянул на часы. Было всего 11:15 — вполне достаточно, чтобы начать показания до обеда. Но мне этого не хотелось. Я хотел, чтобы присяжные ушли на перерыв с моими словами в голове. С цитатой генеральных прокуроров. А не с первыми ответами детектива.

Маркус поднялся и обратился к суду.

— Ваша честь, несмотря на ваше предупреждение, я вынужден отметить: адвокат истцов включил в своё заявление ряд ложных и сильно преувеличенных утверждений. С нашей стороны было бы халатностью не ответить на них.

— У вас будет возможность ответить, — сказала Рулин. — Как только истцы начнут представлять доказательства, вы сможете на перекрёстном допросе вскрыть любые неточности. Так это и делается, господин Мейсон. Разве что вы хотите прямо сейчас выступить со вступительным заявлением?

— Нет, Ваша честь, — мрачно ответил он. — Мы по‑прежнему резервируем его.

— Тогда нельзя усидеть на двух стульях, — сказала судья. — Господин Холлер, вызывайте первого свидетеля.

— Можно минуту, Ваша честь, чтобы посоветоваться с помощниками? — спросил я.

— Быстро, — сказала она.

Циско сидел у прохода. Ему было бы легко выскользнуть в коридор и привести свидетеля, пока я объявлял его. Я наклонился к нему.

— Где Кларк? — спросил я шёпотом.

— В комнате свидетелей, — сказал Циско. — Я сейчас за ним.

— Нет, не иди. Я не хочу вызывать его сейчас.

— Тогда кого?

— Никого. Сделай вид, что я только что назвал тебя идиотом.

— Что? — не понял он.

—