Анатомия безумия - А. Фрей

и страдала. Она не хотела быть обычной, это чувство уничтожало ее изнутри, вызывало приступы тошноты. Быть может, оттого она и силилась найти в своем мире хоть что-то необыкновенное, что можно было бы вписать в увлекательную биографию, которая будет интересна тем, кому понравятся ее стихи.

Сильвия старалась не думать о том, что стала лишь копией, подражательницей, неказистым доппельгангером, которому суждено оставаться лишь тенью и туманом в чужих воспоминаниях. Да, девушка была безумной поклонницей Сильвии Плат. Она любила ее горячо, безмерно, даже взяла имя, чтобы бы хотя бы немного прикоснуться к бессмертному идолу. Тщетно. Стыд за собственные произведения непременно настигал Сильвию спустя время, ведь стыд – обратная сторона гордыни. Она безусловно считала себя лучше других, возвышеннее, утонченнее и глубже, однако в сравнении с великими умами так отчетливо ощущала свою ничтожность, что вынести этого липкого чувства не могла.

После всех усилий Сильвия оставалась такой же пресной и неинтересной даже самой себе, а это вынести было тяжелее, чем что-либо. Быть может, она искренне хотела подобно матери наслаждаться распродажам, предвкушать обучение в колледже, как ее бывшие одноклассницы, но она не могла. Вместо радости была лишь имитация счастья, унылая игра в посредственность.

Девушка зажала меж зубов самокрутку и вытащила из внутреннего кармана безразмерной куртки отца тонкую книжку, пахшую слезами и джином. Яркое пламя вырвалось из пластмассового корпуса зеленой зажигалки, осветив изможденное лицо Сильвии, точно знавшей, что эта ночь станет последней.

Докурив и прочитав пару стихотворений, девушка подошла к самому краю. Под ногами лениво катились желтые машины такси, порой медленно проходили люди, перебравшие в баре, но никто не смотрел наверх.

Никто не искал звезды, не видел, как юная девушка готовится попрощаться с миром одним решительным шагом. Сильвия утерла слезы и прикрыла глаза, однако никак не могла побороть страх падения. Эта смерть не была бы красивой: ее тело рухнуло бы на асфальт, осколки костей перемешались бы с кровью, а череп лопнул бы подобно подгнившему яблоку, упавшему из уцененной коробки в Волмарте. Девушка отступила на шаг, покачав головой.

Полет вниз романтичен, однако результат оставлял желать лучшего. Взгляд вновь упал на книгу Плат.

– Спасибо, – прошептала Сильвия, крепче сжимая потрепанный корешок. – Спасибо тебе за все.

***

На столе стояла баночка лоразепама. На миг Сильвия остановилась, глядя на таблетки. Сквозь полупрозрачное оранжевое стекло она смогла насчитать пять штук – слишком мало для смерти, однако достаточно для сожжения всех мостов. Девушка включила духовку, отключила нагрев и налила в стакан воды, глядя на лекарство. Спустя всего пару секунд раздумий, она проглотила всю пачку, запив это глотком воды.

Выдохнув, девушка опустилась на колени, игнорируя резкое головокружение, и положила голову на открытую створку духовки. Монотонный гул убаюкивал, и вскоре Сильвия провалилась в сон без сновидений.

***

Звук сирены доносился будто из-под толщи воды. Сильвия приподнялась на кушетке, но это оказалось ошибкой: ее стошнило. Девушка равнодушно растерла остатки рвоты по щекам и зажмурилась от яркого света лампы.

Снова живая.

Сильвия беззвучно зарыдала, не желая видеть что-либо вокруг. Дежурная медсестра пыталась сказать что-то, но ее голос тонул во всепоглощающем гуле в голове пациентки. Это точно был конец: бесславный, глупый и наивный.

***

Приговором суда Сильвия Стоун была признана недееспособной, отныне все юридически значимые решения принимала ее мать, ставшая опекуном. Эта новость не вызвала в девушки никаких эмоций: казалось, что их всех она растратила за минувший месяц, больше не хотелось плакать или злиться, в грудной клетке разверзлась пустота. Сильвия принимала предписанные таблетки уже неделю и стала замечать изменения, которые, отнюдь не радовали. Она больше не могла концентрироваться на мельчайших деталях и уходить в себя, по утрам испытывала лишь тошноту, а сны были лишены сновидений, однако это все меркло в сравнении с единственным фактом: Сильвия больше не могла писать. Ее рука замирала над чистым листом бумаги, таким насмешливо белым, а слова застревали в голове, выливаясь наружу в неразборчивое месиво букв и звуков.

Таблетки убили в ней поэта.

Девушка задумалась: что, если в действительности ее «талант» лишь болезнь. Очередной побочный симптом, не более. В таком случае, она больше никогда не напишет поэму, не будет искать причудливые метафоры и погружаться в писательство с головой. Это была ее жизнь, ее единственная цель, ее страсть.

Таблетки отняли ее жизнь.

Сильвия чувствовала их горький привкус на языке каждый раз, когда обманом пыталась выплюнуть или спрятать от дотошной медсестры. Она ненавидела их, ненавидела себя, но больше всего ненавидела маму, которая не дала ей сделать самое значимое решение за все время. Она больше не навещала дочь в клинике, не отвечала на письма с просьбой подписать отказ от медицинских услуг. Первая весть пришла спустя месяц, и в тот же миг Сильвия пожалела о своем желании дождаться вестей от матери.

В коротком, сухом и совершенно некрасивом послании Кирли сообщила, что больше не в состоянии оплачивать счета за уход, однако она тут же поспешила обрадовать дочь другой новостью: в частной клинике в штате Вашингтон проводят набор пациентов на экспериментальную программу, а доктора, изучившие историю болезни, одобрили кандидатуру Сильвии.

Девушка смяла бумагу и бросила ее в стену. Сильвия возненавидела письма: никогда ни одно из них не приносило хороших новостей. Все началось с шаблонного письма о смерти отца в горячей точке, а закончилось этим. Девушка со злостью перевернула кровать, однако в матрасе не было пружин, во всей палате не оказалось ни единого предмета, которым можно было бы воспользоваться, чтобы закончить этот парад безумства и ринуться с головой в тишину и тепло вечного покоя.

***

Пожалуй, дорога в «Фаррер» оказалась самым приятным событием за последние месяцы. Сильвия пораженно осматривала леса, затянутые робкой сероватой дымкой утреннего тумана, заглядывалась на тонкие полосы волн океана и наконец дышала полной грудью. За щекой девушки медленно растворялась очередная таблетка, одна из той горсти, что она была вынуждена принимать каждый день.

Сильвия спрыгнула на берег, даже не оборачиваясь на старый паром: впереди было более захватывающее зрелище. По тонкой дорожке шагал парень в белом костюме, в руках он нес папку с какими-то бумагами. Кирли ворчливо запахнула пуховик, зябко переступая с ноги на ногу: ей не терпелось сбросить с себя груз ответственности и вернуться в совершенно новую жизнь, в которой не придется по ночам прислушиваться ко всем звукам, получать больничные счета и оплачивать расходы за судебные заседания.

– Добрый день, мисс Стоун, миссис Стивенсон, – бодро поздоровался санитар, оглядывая будущую