Печать Владимира. Сокровища Византии - Елена Арсеньева

Стояло начало сентября благословенного 1074 года от Рождества Христова. По византийской традиции сентябрь считался первым месяцем года. Заплатив тысяцкому дань, предназначавшуюся князю, все жители Смоленска – бедные и богатые, бояре и крестьяне – отмечали праздник сбора урожая, благодаря Бога и повелительницу Природу, устраивая пиры, игры и празднества, которые будут продолжаться на протяжении всего лета святого Симеона^[13]. Обычай требовал, чтобы в этот самый веселый в году месяц происходили сговоры и играли свадьбы.

Но в тот год у жителей Смоленска была еще одна, особая причина для пиршеств. Молодой князь Владимир, который княжил на этих землях вот уже год и пользовался уважением и любовью подданных, собирался жениться на английской принцессе Гите.

На пятый день сентября ликование жителей города достигло апогея. По Смоленску пронесся слух, что княжеская дружина, месяц назад отправившаяся в Киев, чтобы встретить там послов басилевса, приближается к Смоленску в сопровождении трех византийских сановников. Дружинники также везли богатые подарки молодой княжеской чете императора Царьграда. Таким образом, Владимир ждал только прибытия греческого посольства, чтобы отпраздновать свадьбу. Его невеста приехала в Ростов дней двадцать назад, и уже все было готово к празднику.

В то время как на базарной площади, где купцы и ремесленники выкладывали на прилавки свои лучшие товары, царила радостная суматоха, площадь, на которую выходил княжеский дворец, была безлюдна и тиха. Приближался полдень, час, когда должен был начаться официальный прием посольства и церемония вручения подарков басилевса. Еще теплое солнце ярко расцвечивало своими лучами купола храма и красную остроконечную крышу дворца.

На верхнем этаже терема в оконном проеме со ставнями с красными петухами появился хрупкий силуэт. Мальчик лет двенадцати с лукавым личиком, обрамленным каштановыми волосами, опирался на подоконник, уткнувшись носом в слюдяные квадраты. Его взгляд был прикован ко двору, окруженному массивным палисадом. Мальчик был одет в белую льняную рубаху с вышитым воротником и зеленую свиту, перехваченную на талии поясом, украшенным медными пластинами. Казалось, богатая одежда стесняла его движения. К тому же ребенку было жарко.

– Если хочешь, открой окно, Филиппос, – раздался голос из глубины комнаты. – Но если спустишься во двор, тебе удастся лучше разглядеть гостей.

Артемий сидел за массивным резным дубовым столом. Столешница была завалена берестяными свитками, исписанными русскими и греческими словами. Сжимая в руке писало-стилос, боярин просматривал документы, время от времени делая пометки на чистом берестяном свитке, лежавшем перед ним. Князь поручил ему выверить некоторые детали в своей недавней переписке с Михаилом VII Дукой, царствовавшим басилевсом.

– Я подумал, что шум будет мешать тебе. Собрание у князя закончилось, и дружинники выходят во двор. Но, значит, сегодня у меня не будет урока истории?

– Не притворяйся, что сожалеешь об этом. У тебя в школе было достаточно уроков.

– С тобой это совсем другое дело! Ты рассказываешь о битвах, а не о Священном Писании!

– А что еще может рассказывать дружинник, который более не способен сражаться?

– Да, твое старое ранение в колено… – сказал мальчик, и в его черных глазах сверкнул хитрый огонек. – Ты умеешь не только отчаянно биться. Пусть ты больше не принимаешь участия в военных походах, но князь поручает тебе самые опасные дела! Честно говоря, тебе не на что жаловаться, боярин Артемий! С тех пор как ты стал моим отцом, отроки порассказали мне о некоторых из твоих подвигов. У тебя никогда не было того, что называется «спокойная жизнь»!

– А мне каждый день рассказывают о твоих подвигах, боярин Филиппос! Действительно, вот уже несколько месяцев я не ведаю, что такое спокойная жизнь. Ты в самом деле не хочешь спуститься во двор?